Записки бойца Армии теней - [2]

Прошло полжизни - сорок три года - и вот соратники по борьбе с нацизмом встретились. Можно только догадываться, с какими чувствами ехал Агафонов в Париж, где его встречали оба бывших "Сопротивленца в коротких штанишках" - Жером Мурер и Поль Негло, а также Морис Монте и другие соратники, с которыми их русский друг делил тревожные дни и ночи антифашистского подполья. На перроне парижского вокзала его обняли двое седоватых мужчин - бывшие шахтер Жером Мурер и бухгалтер Поль Негло, оба ныне на пенсии. Они вручили ему маленький компас, почти такой же, какой когда-то передали ему за колючую проволоку. Сказали: "Именно благодаря нашему первому компасу мы встретились сегодня, через 47 лет. Пусть же этот второй и впредь всегда указывает путь к дружбе и взаимопониманию!". Лотарингские Гавроши стали отцами семейств, обзавелись домами и машинами... Агафонов не из породы завистников. Но, думаю, проживая у своих друзей во Франции, ему всё же не раз приходили грустные мысли о собственном семейном неустройстве. В 68 лет человек вольно или невольно подводит кое-какие итоги...

В последние российские годы Агафонов жил в доме, выстроенном в Колпино военнопленными немцами (есть в том своя справедливость!), на 5-ом этаже, где железный трап ведет прямо на чердак. Ему слишком везло на войне. Этого везения явно не хватило на личную жизнь. Жил "примаком", спал по-походному на диванчике. Из личного имущества был разве что шкаф с книгами и бумагами, да кассетный магнитофон, подаренный французскими друзьями с записью песен боевого подполья. Был у него еще старенький костистый ундервуд, с которым ему то и дело приходилось кочевать по тесной квартирке, чтобы не мешать остальным членам семьи. На машинке обрубками покалеченных пальцев он отстукал 900 страниц книги, которую писал по просьбе своих учеников и французского издательства "Мессидор". Книги о борцах-антифашистах разных национальностей, о своей необычной жизни.

У книги такая же трудная история, как и у автора. Агафонов, впрочем, живет не сетуя, не падая духом. Как ни странно, но больше всего для него сделали те, против кого он воевал, - немцы. Или, скажем так, потомки тех немцев, которые отправили его в Бухенвальд, - новые граждане новой Германии. Но Германии-таки, а не России, Франции, Англии или Югославии, хотя в каждой из этих стран осталась толика пролитой им за них крови. Мемуары Агафонова вышли в Берлине на немецком языке. Правда, не под родным названием "Записки бойца Армии Теней", а более, на взгляд издателей, интригующим - "Записки неисправимого дезертира". Обидно, он никогда не был дезертиром, беглецом - да. Но ведь это не одно и то же. Ну да ладно, главное - вышла книга, замечательное завершение его перекрученной жизни.

Конечно, и в России у него было много друзей. Мы пытались помочь ему получить удостоверение "Участника Великой Отечественной войны". Но по всем чиновным заковыкам он был участником второй мировой, а не Великой Отечественной, и в военном билете какой-то военкоматский чиновник недрогнувшей рукой вписал в графе "Бои и походы" - "не участвовал", и еще оскорбительное в своей нелепости - "рядовой необученный". Это он-то, обучивший молодых макизаров, как стрелять из всех видов стрелкового оружия, метать гранаты и ставить мины - "необученный"? О нем писали статьи в газеты и снимали телесюжеты.

Лишь в годы перестройки его стали выпускать за границу на ветеранские встречи. Августовский путч 91-го застал его во Франции. Как представил, что надо возвращаться снова под диктаторскую длань лизичевых и крючковых, так и порвал обратный билет. Решил остаться во Франции навсегда, тем более что встретил там свою бывшую возлюбленную, не беда, что с внуками. Прислал покаянное письмо: "Так, мол, и так - невозвращенец". Бог ему судья, а не чиновник из ОВИРа. Кто-кто, а он заслужил ничем не оскорбленную старость. Переписывались, перезванивались... Он поселился в маленьком городке на границе со Швейцарией. Нынешней осенью я приехал в Париж с твердым намерением съездить к нему в Шаркемон. Но знающие люди сказали, что его там уже нет, куда-то съехал. Не судьба...

Кто расчитал вероятность, с какой москвич может случайно встретить в Париже знакомого севастопольца, с которым не виделся лет пять? И всё-таки я его встретил в православной церкви на рю Дарю. Агафонов выходил из храма после обедни. А мне казалось, что он не верит уже ни в Бога, ни в черта, ни в карточный фарт... В Бога верит. Вот уж правда, как во сне. Мы идем с ним по парижским улицам, тем самым, о которых он столько рассказывал, ностальгически пригорюнясь за кружкой пива в какой-нибудь колпинской "забегаловке". Мы идем мимо его бывших засад, конспиративных квартир, сквозь растворившиеся во времени цепи облав, патрулей. Все пули давно пролетели мимо, все документы давно проверены... И никому на этих улицах уже нет дела до рослого седого русского старика, который еще не разучился улыбаться озорно и весело. Человек не может быть счастлив былым везением, как невозможно утолить жажду воспоминаниями о вчерашнем пире. И я смотрю на него с недоумением: неужели ты вышел из всех своих бухенвальдов, чтобы сегодня брести вот так неприкаянно по городу, в котором никому до тебя нет дела? Перед нами, о, Боже!, бульвар Севастополь. Вот и замкнулся круг!.. Ведь это там, в Севастополе, я узнал от него о существовании этого бульвара, ласкающего русский слух своим названием.