Записки бостонского таксиста - [16]

Познакомился я сначала с Сеней Липкиным. Он жил за два квартала от меня в большом сером пятиэтажном доме, и парадное его выходило на оживлённую улицу имени маршала Ворошилова, по которой ходил трамвай № 2. Это был очень удобный и полезный трамвай для живущих в этом районе жителей. Во-первых, на нём можно было доехать до Сенного базара и на обратном пути не таскать тяжёлые кошёлки с продуктами; и конечной точкой его маршрута был киевский вокзал, что позволяло, в случае нужды, экономить деньги на такси. Познакомили нас наши мамы, которые работали в одной организации под названием «Дирекция радиотрансляционной сети». Мамы чертили планы города Киева и отмечали на них квартиры тех жильцов, у которых были установлены популярные тогда радиоточки, а также те квартиры, владельцев которых нужно было охватить в соответствии с общегородским планом развития радиосети. В этих радиоточках не было ручек, переключателей программ и других новомодных штучек. Из них всегда нёсся один голос — голос родной Коммунистической партии, которая однозначно чётко освещала все вопросы как внутренней, так и международной жизни.

Я тогда был студентом второго курса горного факультета Киевского политехнического института, а Сеня работал рабочим в какой-то типографии и занимался на первом курсе вечернего полиграфического института, хотя мы были однолетки; и конечно, ему, бывшему троечнику, учёба давалась тяжело. Зачем он пошёл в этот институт — не знаю. Наверно, по настоянию мамы, которая хотела, чтобы сын стал инженером. Так вот, однажды в нашей коммунальной квартире зазвонил звонок. Тут следует сказать, что квартиру населяло пять семейств, и, следовательно, было пять электрических счётчиков, от которых шли провода к пяти индивидуальным звонкам. Итак, однажды зазвонил именно наш звонок. Он не звучал спокойно и положительно, то есть так, когда кнопку звонка нажимали наши родственники; он также не звучал резко и требовательно, то есть так, когда приходил управдом или участковый милиционер. Нет, он был какой-то тихий, деликатный, и я бы сказал, неуверенный. Когда я открыл парадную дверь, то увидел Сеню — этакий прямоугольник, поставленный стоймя, в новеньком белом парусиновом кителе и только что наглаженных широких, матросских брюках. Для этого визита он несколько принарядился. На его бледном лице сияла деликатная улыбка. Сеню прислала его мама, и прислала с определённым умыслом: чтобы я помог ему выполнить какое-то задание для института. С тех пор он стал бывать у меня, часто нуждаясь в подобной помощи, и я тоже иногда приходил к нему в маленькую комнату коммунальной квартиры, похожую на коробочку, куда дети складывают перья, резинки и огрызки карандашей. В этой коробочке Сеня Липкин проживал вместе с мамой-чертёжницей и папой-доктором, специалистом по лёгочным заболеваниям.

III

Я летел из Лондона в Тель-Авив на самолёте британской авиакомпании. К этому времени могучий Советский Союз, в котором прошла большая часть моей жизни, вдруг треснул и рассыпался на крупные и мелкие обломки, словно это был грецкий орех, по которому ударили молотком. Капитализм восторжествовал во всём мире, и только в Северной Корее по инерции ещё продолжали заботиться о светлом будущем всего человечества и своего народа, в частности. Я летел в Тель-Авив, потому что хотел посетить святые места, связанные с пребыванием на земле сына Божьего Иисуса Христа, который, по моему твёрдому убеждению, был первым проповедником коммунистических идей. Мне было удивительно то, что в земной жизни у Него в паспорте, в графе национальность было записано — «еврей». В Советском Союзе это была непопулярная национальность, но пути Господни неисповедимы. Мне также было удивительно, что проводя в жизнь Его светлые идеи, люди совершили невероятные злодейства и пролили море крови.

Самолёт попал в турбулентные потоки воздуха и по нему прошла нервная дрожь вибрации. Опираясь крыльями на плотные слои воздуха, он стал медленно подниматься, туда — поближе к солнцу, как выбирается из остывшей ванны, опираясь на её борта, крупный, ширококостный мужик. Девочка впереди меня, слева от прохода, никак не могла устроиться поуютнее. Она забрала у матери подушку, стандартную принадлежность пассажирского кресла, и заложила себе за спину, а затем, откинув столик, положила собственную подушку на него. Девочка считала, что решила свою проблему, и теперь можно подремать. Голова её медленно опустилась на столик.

Но от её неловких движений задняя подушка соскользнула на пол, и на ней стал виден небрежный рисунок — какой-то шкодник изобразил фломастером грустную рожицу. Девочка открыла глаза и вдруг пропела: «Точка, точка, запятая — вышла рожица кривая». Идущая по проходу стюардесса-филиппинка толкнула грустную рожицу ногой.

Она не подняла подушку, потому что по инструкции у неё в этот момент было другое задание. Сидящий справа от прохода солидный джентльмен, увидев у себя под ногами печальную рожицу, осторожно отодвинул её снова в проход. Возвращаясь, стюардесса-филиппинка, споткнулась было о неожиданное препятствие, а затем прошла дальше, потому что у неё по инструкции было новое задание.