Записки бежавшего - [9]

Мельница приводится в движение силой воды посредством канала из Святого озера, прорытого много лет тому назад монахами. Кремлевская баня исключительно для администрации, вольнонаемных и чекистских любовниц из числа заключенных женщин. Эти же любовницы (в Соловках очень распространен особый уголовный жаргон; на этом языке любовница называется — "шмара") моют чекистам белье. Рядовым заключенным и мыть нечего, так как у 90 проц. соловецких арестантов вместо белья — {167} истлевшие от времени и засыпанные вшами лохмотья. Вновь прибывающие заключенные, имея еще кое-какой запас белья, по неопытности и незнанию соловецких порядков, отдают свое белье в прачешную, где, оно и пропадает, немедленно попадая в руки к чекистам.

Ближе к скверной стене Кремля помещается "Вещевой склад" (в бывшей Троицкой церкви). Это громкое название не должно никого обманывать. Ногтев долго носился с планом одеть заключенных в костюмы тюремного образца; ГПУ даже ассигновало на это деньги, но в какой чекистский карман они попали неизвестно. Весь лагерь донашивает то, что удалось взять из дому перед отправкой в Соловки; многие и в Соловки прибыли в одном тряпье; в лагере не редкость увидеть почти голых людей.

Заключенным, лестью и доносительством снискавшим расположение в себе администрации, иногда выдается из "особых запасов" куртки арестантского покроя; остальная же масса заключенных считает счастьем, если ей выдадут обувь и шинели — на работу (после работы вещи сдаются обратно в "вещевой склад, то есть люди в нерабочее время должны ходить голыми). Немного щедрее выдаются вещи, платье, и белье, снятое с…. расстрелянных. Такое обмундирование в довольно большом количестве привозилось в Соловки раньше из Архангельска, а теперь из Москвы; обычно оно сильно ношено и залито кровью, так как все лучшее чекисты снимают с тела своей жертвы сейчас же после расстрела, а худшее и запачканное кровью ГПУ посылает в концентрационные лагеря. Но даже обмундирование со следами крови получить очень трудно, ибо спрос на него постепенно растет — с увеличением числа заключенных (их теперь в Соловках свыше 7 тысяч) и с изнашиванием их одежды и обуви в лагере все больше и больше раздетых и босых людей.

Дальше снова идет "Корпус рабочих рот", затем — "Рота чекистов". В ней свыше 100 человек. Это — опора и гордость коммунистической партии на Соловках, штаб так называемых «стукачей» ("стукач", на уголовном языке доносчик, шпион, провокатор). "Рота чекистов", конечно, совершенно не работает. Часть из них пристроилась в лагерь на службу по своей «специальности» (в "Команде надзора", в цензуре, в «Управлении» и пр.), остальные ожидают освобождения соответствующих вакансий. С утра до вечера "Рота чекистов" пьянствует, играет в карты, поет богохульные песни и развратничает.

За "Ротой чекистов" помещаются овощные и рыбные склады, также переданные в заведывание духовенству.

Центр Кремля несколько возвышается над окружающими его зданиями. От него вокруг всего Кремля, вдоль стен, идет крытая галерея. Отделенные друг от друга бывшей «Ризницей» два главных Соловецких собора (Троицкий и Преображенский) теперь заняты "рабочими ротами": 12-ой, 11, 13 и 14 (всего человек 900). Иконы из соборов давно унесены, священные изображения закрашены, сорваны и сломаны кресты. Всюду следы пуль и кощунственные надписи и рисунки — произведения чекистов — надсмотрщиков или заключенных из числа уголовного сброда, так называемой «шпаны».

Огромные помещения соборов требуют, для поддержания в них более или менее сносной температуры, массы дров, в которых всегда чувствуется острый недостаток. Как и в "Рабочих корпусах", в соборах зимой невыносимо холодно, печи дымят, дует с полу и окон, часто разбитых, летом — постоянная сырость. Заключенные, прежде чем уснуть после тяжкого трудового дня, много часов дрожат, как в лихорадке, на своих «топчанах» (род самодельной деревянной койки). За отсутствием места и дерева для «топчанов» или нар, многие спят на ледяном полу. Можно ли удивляться после этого колоссальному росту на Соловках малярии, острых легочных заболеваний, цынги? {168} Освещаются соборы маленькой электрической лампочкой. Тусклый свет достаточен лишь для того, чтобы не наступить сосуду на голову. Все погружено в полумрак. Это мучительно действует на заключенных, в особенности зимой, когда на этом крайнем севере день продолжается каких-нибудь 4–5 часов, когда, работы заканчиваются в ночной тьме. Нельзя ни написать письма своим родным, ни прочесть что-нибудь, ни починить истрепавшуюся одежду. Зимними вечерами под лампочками всегда толпа заключенных; «Ротные» и "Взводные командиры" пользуются этим, отдавая столь необходимый свет, так сказать, в наем, беря за него взятки последними деньгами или куском хлеба заключенного.

Под соборами, в полуподвальном помещении, находится хлебопекарня. Заведует ею чекист Локис, латыш.

Здесь также всемирно проводится соловецкий принцип: для администрации выделывается отборный хлеб, заключенные получают хлеб из горькой, испорченной муки, да и эти мизерные порции обкрадываются со всех сторон. Быть пекарем в Соловках это значит не только быть всегда сытым, что является недосягаемой мечтой для всего лагеря, но и припасти хлеб на черный день, почему Локис извлекает из своей должности крупные выгоды, принимая в хлебопекарню заключенных только за большую взятку или особые услуги. Между прочим, тот же Локис организовал в хлебопекарне, с молчаливого согласия высшей администрации, так называемый "Самогонный трест", часть муки употребляется на изготовление водки для чекистов и "Ротных командиров". Это в свою очередь приводит к сокращению хлебного пайка заключенных до минимума.