Записки беспогонника - [3]

Свой труд я рассматриваю только как материал для будущего исследователя истины, а не как литературное произведение.

1946–1948

Добавление к предисловию

Двадцать пять лет мои воспоминания лежали под спудом, спрятанными. Я даже забыл, куда их засунул, и считал, что они погибли. И вдруг совершенно случайно их обнаружил, разобрал по страничкам и стал читать. И до того показались они мне интересными и ценными, словно писал их не я, а совсем другой человек. Они особенно ценны тем, что писались сразу после войны, на свежую голову, когда не забылись ни фамилии людей, ни названия географических пунктов, ни даты, ни отдельные факты.

К большому моему, да, наверное, не только моему, сожалению, я бросил свой труд, добравшись до 23 июня 1944 года, до дня начала нашего наступления на Белоруссию. Почему бросил? Вновь загорелась моя мечта с детства — хочу быть писателем! И все свободное время я решил вместо военных воспоминаний отдавать сочинению, долгое время неудачному, пьес и рассказов.

Память у меня сейчас далеко не прежняя, и потому закончить свои воспоминания, восстановить ход дальнейших событий вплоть до дня своей демобилизации я просто не в силах. Пришлось оборвать текст на самом интересном месте.

Сейчас я взялся за труд переписать свои прежние — измятые, исчерканные, исписанные мелким неразборчивым почерком пожелтевшие черновики. Переписывая набело, я чуть-чуть исправлял стиль, вставлял разные рассуждения, ни одного факта не выбрасывая, а наоборот, кое-что добавляя.

После перепечатки на машинке я собираюсь давать читать рукопись только самым близким родным и друзьям, а в далеком будущем, надеюсь, мои воспоминания будут опубликованы.

1971

Глава первая Начало

Я всегда считал, что мне в жизни повезло. Многие мои сверстники, друзья и знакомые, погибли и в лагерях и по другим причинам, а я оставался жить и здравствовать, и это несмотря на свое ужасающее социальное происхождение, а тогда в анкете этот вопрос считался самым важным. Судим я не был, с работы меня выгоняли неоднократно, учиться не пускали, и, в конце концов, я поступил в систему строек, подчиненных НКВД. Там я и работал. Моя мать утверждала, что уцелел я благодаря ее молитвам.

Всю жизнь я мечтал, мечтал о труднодосягаемом — стать писателем. Потом мои мечты спустились на землю, я женился, и мне хотелось думать о спокойной оседлой жизни в кругу семьи, о счастье «в коробочке». Однако и эти, весьма, казалось бы, скромные, естественные для каждого маленького человечка желания для меня лично оставались неосуществимыми.

Волею судьбы и сочетанием нескольких случаев я сделался топографом. Технического образования у меня было мало, но зато имелась голова на плечах, любовь к работе, усердие, усидчивость, добросовестность. Если бы не социальное происхождение, я, наверное, с годами сделал бы хорошую топографическую карьеру, потому что был энергичен, обладал инициативой, напористостью, кое-какими организаторскими способностями. Попутно с практикой я самоучкой все время занимался и теорией.

Словом, в Главгидрострое НКВД, где я работал с 1935 года, я слыл неплохим работником и в окружении бывших заключенных по известной статье — бывших офицеров, генералов, министров, помещиков, фабрикантов, священников — не чувствовал себя «белой вороной».

Когда в 1937 году закончилось строительство канала Москва — Волга, я очутился в Куйбышеве на строительстве ГЭС и там, живя по разным деревням, стал вести оторванную от семьи, полуцыганскую жизнь изыскателя и пристрастился к водочке.

А семья моя — жена Клавдия Михайловна и два сына — Гога 1935-го и Миша 1936-го года рождения — жили в Москве. Жене очень не хотелось расставаться со своей весьма многочисленной родней, и ко мне она приезжала только на лето, как бы на дачу, и привозила сыновей, а осенью вновь меня покидала.

Так прошло три года. Осенью 1940 года строительство Куйбышевской ГЭС было прикрыто. В то тревожное время, тогда в Европе вовсю бушевала мировая война, нашему государству была не по плечу столь грандиозная стройка. Правительство решило строить несколько малых гидростанций на севере, на Волге, на Оке и Клязьме.

Так я попал в деревню Погост, в 4-х километрах от города Коврова Владимирской области, где на реке Клязьме началось строительство ГЭС, раз в пятьдесят менее мощной, нежели Куйбышевская. Строили, как и везде в нашей стране, силами заключенных.

Я занимал должность инженера-геодезиста при геологической партии. Под началом у меня находились два обалдуя-техника, которым ничего самостоятельного нельзя было доверить; реечниками у нас бегали погостовские мальчишки.

С весны 1941 года изыскательские работы начали расширяться. Под ведением нашей бурпартии оказались намеченные площадки никогда не построенных ГЭС, не только близ Коврова, но и на притоках Клязьмы — Уводи и Теве, а также близ Вязников и близ Гороховца.

Меня назначили начальником отдельного топографического отряда, значительно прибавили зарплату (только на словах, приказ был задержан отделом кадров), в помощь обещали прислать двух квалифицированных инженеров или техников.

Той же весной моя семья наконец переехала ко мне в Погост, и мы зажили в светелке у некоей разбитной бабенки Блиновой Евдокии Борисовны. Вечерами я наслаждался прогулками и играми со своими мальчиками, жена готовила вкусные обеды, за которыми я непременно пропускал по рюмочке настойки собственного изготовления.