Записки арбатской старухи - [5]

Мама с энтузиазмом начала работать в новой лаборатории, где была ученым секретарем. Она занималась организационными делами и одновременно много работала и публиковалась. На этом благополучном фоне вдруг над маминой головой возникла зловещая угроза: в страшном 1937 г. Шаксель был арестован. Лабораторию ликвидировали, маму вместе с другими сотрудниками перевели в другую лабораторию, а потом уволили. Родители ожидали ареста и сжигали бумаги. Но, благодаря заступничеству немецкого коммуниста Отто Гроттеволя, имевшего доступ к Сталину, Шаксель был освобожден, а его лаборатория со всем штатом восстановлена. Мама работала в этой лаборатории до начала войны. В 1937 г., после освобождения Шакселя, его лаборатория была включена в состав Института эволюционной морфологии АН СССР, в котором мама работала до выхода на пенсию, а потом в этом институте работала я.

Люблю вспоминать маму такой, какой она была до войны — статная, красивая, оживленная, всегда хорошо одетая. Она носила короткую прическу с плоеной завивкой, которая ей очень шла. Когда родители собирались в театр или в Дом ученых, мама надевала нарядное платье, и я любовалась ею, когда она стояла перед зеркалом, поправляя свой туалет.

В нашей семье сложилось так, что мама выражала на словах свои пожелания, а папа с помощью Паи приводил их в исполнение. Это касалось организации таких вещей, как ремонт, или переезд на дачу, или перестановка мебели. В то же время папа не умел ничего починить, а мама многое умела, и они с Паей подшучивали над ним. Дело в том, что у папы было плохое зрение, и он даже читал одним глазом.

Когда началась война, в момент эвакуации маминого института я тяжело болела дифтеритом, и мы с мамой не успели уехать с эшелоном Академии Наук. Папин институт эвакуировался позже, и папа, который оставался в Москве, устроил нас в эшелон Института эпидемиологии и микробиологии. Институт уезжал в Алма-Ату, где на его базе организовали военизированное предприятие по производству противостолбнячной сыворотки для фронта. Мама была майором медицинской службы и военнообязанной. Работа в этом предприятии спасла маму от мобилизации, а меня — от детского дома. Когда мы приехали на место (маленький поселок Каменское Плато под Алма-Атой), маму охотно взяли на работу и сделали заведующей лабораторией иммунизации лошадей. Противостолбнячную сыворотку готовили из крови совхозных лошадей, которых разводили в тех краях. Мама имела опыт работы с лошадьми, т. к., будучи студенткой, подрабатывала на бегах в лаборатории ипподрома, где лошадей проверяли на наличие допинга. Она умела подходить к лошадям так, что они ее не боялись, и сама делала инъекции и отбирала пробы крови для определения титра. Лаборанты и конюхи высоко ценили это мамино умение и относились к ней с большим уважением. Конюхами были казахи. В знак уважения они обращались к маме только в мужском роде: «Александр Романович!».

Мы пробыли в эвакуации ровно два года — от августа 1941 до августа 1943 г. — и благополучно вернулись в Москву.

Осенью 1943 г. к нам в Москву приехал мамин брат Леня после ранения. Он начал учиться в институте международных отношений и жил вместе с нами до конца войны. Сразу после победы он получил место в общежитии института и уехал от нас, т. к. ожидалось возвращение папы с фронта.

Вернувшись в Москву, мама на второй же день ушла из Института эпидемиологии и микробиологии и вернулась в свой старый институт. Шаксель умер незадолго до маминого возвращения, и лабораторию возглавлял проф. А. В. Румянцев, один из ведущих ученых в своей области, широко образованный интеллигентный человек. У мамы установилось с ним взаимопонимание и наметились перспективы ее научного роста. Однако этим планам не суждено было сбыться: А. В. Румянцев скоропостижно умер в конце 1947 г.

После окончания войны папа приехал в командировку из армии, еще не демобилизовавшись. Родители объявили нам с Паей, что решили расстаться. Папа уехал, а после его демобилизации в 1946 г. родители оформили разделение семьи. Мама рассчитывала, что после развода она будет отдавать свое время работе, а Пая будет заниматься мною и хозяйством. Но Пая умерла от быстротекущего рака в несчастном 1946 г.

Мама перешла в лабораторию одного из ученых Института — проф. А. Н. Студитского. Он занимался в то время проблемами восстановления тканей, очень актуальной во время и после войны тематикой, имеющей прямой выход в медицину. Мама, как специалист-физиолог, была очень нужна ему для организации комплексных исследований, сочетающих морфологические и физиологические подходы. Мама согласилась на предложение А. Н. Студитского и начала работать вместе с ним. Нужно сказать, что последующие несколько лет были самыми плодотворными для маминой работы. Она отдавала науке все свои силы: допоздна задерживалась в институте, дома сидела за книгами, ездила в командировки, где выступала с докладами на конференциях. Ей нравилась эта жизнь, и она считала, что сбылось все то, ради чего она вырывалась из Заречья и из провинциальной жизни.

Напряженная работа конца 40-х гг. принесла свои плоды. В 1951 г. работа завершилась изданием совместной монографии (А. Н. Студитский и А. Р. Стриганова «Восстановительные процессы в скелетной мускулатуре», Москва, Изд-во АН СССР, 1951). Книга получила широкие отклики и была выдвинута на Сталинскую премию. В 1952 г. за эту работу ее авторы были удостоены Сталинской премии. Это была высшая научная награда, которую мама и не ожидала. Радость победы сопровождалась поздравлениями, официальными чествованиями, банкетами, морем цветов.