Записи и выписки - [4]

Бог Добрая старушка, умирая, говорила: «Да будет вознагражден Господь Б. за его милости ко мне» (Вяземский, СтЗК).

Бог В. В. Розанов одним и тем же инициалом обозначал Бога и Боборыкина.

Бог В кружке Н. Грота и Вл. Соловьева тайным голосованием решали, есть ли Б.; большинство было в один голос (Письма Вл. С).

Бог Воспоминания С. Соловьева, поэта: «Видел во сне Бога, он похож на тетю Любу, в зеленой шубе, и играл на скрипке» (ОР РГБ). Люб. Серг. Соловьева была необъятная молчаливая эротоманка.

Бог «Пора не о человеке, а о Боге подумать». А Ему это нужно? тогда я готов. Но если бы я был Богом, я не хотел бы, чтобы обо мне думали. — Так рассуждал Эпикур.

Бог Киплинг после «Recessional» боялся, что его поймут как проповедь мирной политики, — как Цветаева в «Бог прав <…> Вставшим народом» сказала больше, чем хотела, и делала испуганную приписку, что понимать надо наоборот.

Боз «Слово», 1989, 12, ст. С. Куняева про Л. Войно-Ясенецкого, «окончившего свой путь в бозе и в звании архиепископа [13] Крымского» — судя по маленькой букве, это не Бог, а что-то другое. В той же статье была фраза (с. 6): «но в ответ, несмотря на новые времена, опять услышал постылые кивоки в прошлое».

Брадобрей Знаменитый стих Мандельштама «Власть отвратительна, как руки брадобрея» идет от зачина «Прекрасный херувим с руками брадобрея…» из не вполне приличного сонета Рембо в пер. Б. Лившица. А «Твой зрачок в небесной корке» и «Полюбил я лес прекрасный» расходятся от С. Парнок (которой он терпеть не мог): «Смотрит радостно и зорко твой расширенный зрачок, и в руке твоей просфорка — молодой боровичок» итд

Бюхер Неизданная эпиграмма Б. И. Ярхо:

Отец у танца — ритм, а мать его — работа;

Работа, следственно, есть бабушка фокстрота.

Базаров Ю. Даниэль говорил: «Чем же плохо, что из человека будет лопух расти? Большой сочный лопух, которым прикроет голову от солнца красивая женщина». А Чуковскому в детстве мать сказала, когда он потерял ее рубль: «Что ж, подумай, как обрадуется тот, кто его найдет» (Дн., 348).

«Берберова не любила Пушкина». — Несмотря на Ходасевича? — «Именно из-за Ходасевича» (с О. Роненом). «Она очень заботилась идти в ногу с временем: даже Ходасевича не объявляла великим поэтом, пока к ней сами не потянулись интересующиеся. Но неприязнь к Пушкину была прочна».

Буйвол В репинских «Пенатах» на двери, похожей на окно, была надпись «Здесь дверь» (восп. Ал. Вознесенского).

Верблюд «Ulbandus Review», славистический журнал Колумбийского университета: заглавие — готское слово, которым Ульфила обозначал элефанта, а в славянском оно дало верблюда. К символике взаимопонимания России и Запада.

Верлибр «Гитара спасла русскую поэзию от верлибра», — сказал В. М. Смирин.

Вера В «Соврем. идиллии» Редедя рассказывает о Египте: арабы верят в аллаха, а феллахи — во что прикажут. Точно таково было государство и у Платона и у св. Владимира.

Вкус З. Гиппиус писала Адамовичу: «Сирина я, извините, не читала: отчасти по недостатку времени, отчасти из страха: а вдруг мне понравится? Понимайте это, как знаете». Сам же Набо[14]ков (будто бы) считал первоклассными писателями Ильфа с Петровым, Зощенко и Олешу, а второсортными — Элиота и Паунда (Strong Opinions). А в письмах хвалил Багрицкого и Сельвинского.

Власть Первым стихотворением Брюсова, которое я прочитал, было: «Власть, времени сильней, затаена В рядах страниц, на полках библиотек…» Когда в «Мастерах перевода» выходил сборник Брюсова и нужно было название из автора, я предложил: «Власть, времени сильней». С. Щуплецов сказал: «Нет, про власть не надо». Под стеклом на столе у него лежали фотография Солженицына и надпись: «Моя дочь, уезжая, сказала: не могу жить в стране, где жестоко относятся к животным и к людям». Сборник озаглавили «Торжественный привет» — хотя это было из перевода французского стихотворения Тютчева, которое кончалось: «Торжественный привет идущих умирать».

Волость Modern parochial states, выражался Тойнби; волостная великодержавность — вот чего хочется некоторым деятелям. (Журнал «Слово», 1989, 12, с налетом на Сахарова, вышел через несколько дней после его смерти. «Они не знали, что управились и без них», сказала А).

Вигель «Дневник Кузмина — вроде Вигеля», говорила Ахматова Л. Чуковской.

Внешторг был при Петре, ГПУ при Малюте, колхозы при Аракчееве, комсомольцы и выдвиженцы образовывали служилое сословие, а запрет на выезд был и при Грозном, и при Николае I (В. Вейдле).

Вийон А вдруг Вийонова прекрасная кабатчица, плачущая о молодости, вовсе никогда и не была прекрасной, и это плач о том, чего не было? Так Мандельштам, по Жолковскому, пьет за военные астры, зная, что вина у него нет.

Вождь (Б. Горовицу). Гершензон не «вождь», он не вел, а слушал: не авторитарный Платон, а самоотрекающийся Сократ, не хозяин в центре салона, а собеседник с каждым гостем один на один: точка пересечения общественных отношений. Не философ, а филолог-просветитель: философ предлагает нам Паскаля или Киркегора, растворенного в Шестове, филолог — Гершензона, растворенного в Огареве или Чаадаеве, и если Огарев или Чаадаев оказываются от этого окрашены по-гершензоновски, то потому, что так насыщен раствор. Поэтому Г. не выстраивал себя в учение, годное для проповеди, и не боялся противоречий: «Если личность, душа в человеке есть — [15] она почувствуется и без самоутверждения». Только в революцию он стал выдавать лирико-философские книжки, но тогда уже и вести было некого.