Запертый - [5]

— А я трус — повторил я и на этот раз моя рука потерла саднящие от удара дубинкой ребра.

Передернув плечами, я мотнул головой, сбрасывая с лица грязные пряди сальных перхотных волосы и… задел затылком спинку скамьи. Перед глазами тут же полыхнул миллион искр, я глухо застонал от боли и сам не понял, как мой стон перерос в глухое злобное ворчание.

Трус! А теперь и смертник! Ничтожество!

Вскочив, я скользнул взглядом по указателям на стене — автоматическое ненужное действо, ведь я знал тут каждый уголок с детства — и перешел на бег, торопясь добраться до места до того, как злобная решительность испарится и перестанет подпитывать мою ничтожную душонка слабака.

— Лук — выдохнул я на бегу — Я хочу пожрать зеленого горького лука…

Пару раз свернув, оббегая по периметру четвертый торговый куб, я увидел нужную мне пластиковую вывеску и перешел на шаг. Промедление оказалось ошибкой — с другой стороны широкого коридора-проспекта ко мне шагнуло две знакомые фигуры. Длинные волосы спадают до поясниц, кожаные шорты и короткие топики, шипастые ошейники и браслеты, огромное количество татуировок, обильный макияж и гордо носимая эмблема группировки — шести лепестковый красный цветок.

— Куда торопишься, вонючка?

Я по привычке вжал голову в плечи и ускорился было, но серо-красная пелена перед глазами и пульсирующая головная боль заставили меня остановиться и широко улыбнуться той, кто произнес эти слова.

— Вонючее здесь только одно — твоя жопа.

Высказавшись, я смерил взглядом замерших девиц и спокойно вошел в пустующую парикмахерскую, где перед четырьмя тусклыми от возраста зеркалами стояли столь же старые кресла. В одном из них терпеливо ждал клиентов Бишо — невысокого росточка идеально выбритый старик с аккуратной армейской седой стрижкой. Бишо на нашем этаже уважали. В прошлом он служил в Охране Периметра, не раз покидал пределы убежища, отправляясь на разведку в подземные карстовые пустоты, что окружали нас со всех сторон. В последней вылазке он потерял кусок лица, левую ступню и обоих сыновей. Осиротев — жену похоронил в грибнице вместе с сыновьями, умерла от горя — он занял ее место в парикмахерской и быстро освоил ремесло стрижки. Пусть он больше не состоял в рядах Внешней Охраны, но бывшие сослуживцы его по-прежнему поддерживали. Все знали — старого Бишо лучше не трогать. Поэтому он все еще работал. Поэтому группировка Шестицветик боялась угрожать напрямую старику, предпочитая отваживать от него клиентов.

— Славного и долгого! — поприветствовал я старика универсальным и достаточно вежливым у нас способом.

— Экодар грядет! — куда боевитей отозвался бывший служака.

— Как твои дела?

— Мои-то ничего… а вот твои я вижу заканчиваются?

— С чего бы? — спросил я, опускаясь в кресло.

— Слышал я твой комплимент, подаренный той красавице за стеклом — ножницы Бишо указали на витринное стекло. Почти прилипнув к нему, там стояла со злобной рожей девка из Шестицветика, что назвала меня вонючкой и получила отпор. Ну и гримаса… пару секунд поглядев на нее, я состроил точно такую и с ухмылкой бешено завращал глазами. Отпрянув, она ошеломленно уставилась на меня — на трусливого чмошника Амоса, что никогда бы не решился на подобное.

— Ты часом не принял чего… бодрящего?

— Не — покачал я головой — Я чист. Давай, дружище, стриги смело.

— Прямо под машинку?

— Ага — кивнул я — Прямо под машинку. Только затылок…

— Вижу. Там буду осторожней. Спрошу последний раз, солдат — ты уверен?

— Да, Бишо. Я уверен…

— С тебя спросят. Я тебя прикрыть не смогу, сам понимаешь.

— Я не боюсь — устало улыбнулся я — Я правда не боюсь, Бишо. Может я свихнулся?

— А может ты стал мужчиной?

— Смешно…

— Все мы взрослеем по-разному — машинка в руке старика тихо зажужжала и вгрызлась в мои волосы на макушке — Кто-то раньше, кто-то позже. А кто-то никогда. Я смогу кое-что сделать для тебя — скажу им, что ты упал, ударился головой, был чуток не в себе, попрошу тебя не трог…

— Нет! — отрезал я и сам удивился насколько решительно это прозвучало — Я сам разберусь!

— Убьют… сколько у нас камер наблюдения на Шестом? Одна между третьим и четвертым торговыми кубиками. Еще одна у лифтового створа…

— И одна в СоцСикс — закончил я за него — Знаю.

— И они знают.

— Плевать. Я… я не знаю, как объяснить, Бишо… но я просто устал.

— Устал от чего?

— Я устал бояться. Устал быть чмошником. Устал получать от всех пинки и устал с боязливой улыбкой спрашивать — не ушиб ножку, пиная меня по лицу? Закончил? Или пнешь еще разок? Давай смелей — пинай. Я никому не скажу. Никому не пожалуюсь…

— Ты рос без отца — тихо обронил старик.

Глядя, как на мою прикрытую накидкой грудь падают грязные пряди волос, я грустно усмехнулся:

— Нет. Я рос с отцом. Он до сих пор живет по соседству.

— У него вроде как не сложилось с твоей матерью…

— Ага. И поэтому он постоянно выбивал из нее дурь. Прямо при мне. А затем переключался на меня. Прошли годы… и вот он счастливо живет с другой женщиной, а моя мама умерла.

— Ее забрал рак.

— Виноват отец — покачал я головой — Слишком много побоев. Слишком много стресса, ужаса и страха за меня… Ее организм просто сдался… Она устала и хотела умереть. Знаешь… в жизни моей мамы никогда не было счастья… каждый ее день был чернее черного… сплошной гребаный мрак пропитанный страхом…