Запас прочности - [25]

Шрифт
Интервал

В центральном посту Ляшенко и Игнатов потрошат и прозванивают цепи питания и обмоток гирокомпаса. С обоих пот ручьями, хотя в отсеке всего 18 градусов тепла.

— Стоп! Нет контакта… Еще раз давай. Ура! Вот где обрыв! — обрадованно закричал Ляшенко. Игнатов смущенно трет лоб:

— И как я раньше не сообразил, что все дело в катушке нижнего дутья…

Но найти повреждение — полдела. Надо еще суметь устранить его, отрегулировать и пустить в ход сложнейший механизм. Возни с гирокомпасом было много. А пока Хрусталев белкой бегает вверх и вниз по трапу.

— Ты что мечешься? — спрашиваю его.

— Занимаюсь мореходной астрономией.

В свое время всех нас учили определять страны света — главные точки горизонта — с помощью компаса, по солнцу, луне, звездам. Сейчас компаса у нас нет. Ночью солнце не светит. Луна сегодня не показывается. Остаются звезды. К счастью, небо чистое. Хрусталев уцепился за Полярную звезду. Выбрав место на мостике, он совмещает звезду со стойкой антенны и подолгу замирает, подавая команды рулевому. Руль в надежных руках Александра Оленина. Когда Хрусталев сбегает в центральный пост к штурманскому столику, чтобы рассчитать время поворота на новый курс среди минных полей, его место занимает Сергей Прокофьевич. Поднимаясь на мостик с докладом, я вижу командира, замершего подобно изваянию у борта ограждения рубки. Поза у него неудобная, ему приходится откидываться за борт, чтобы видеть звезду под определенным углом. И я, чтобы не мешать ему, комкаю доклад и поскорее спускаюсь вниз.

В центральном посту появляется лекпом Шкурко, спрашивает меня:

— Можно подняться на мостик?

— Зачем?

— Спросить разрешения варить обед.

— Знаете, сейчас, пожалуй, никому нет дела до обеда. Но вы, доктор, правильно делаете, что заботитесь о нас. Беру всю ответственность на себя. Варите обед обязательно. И повкуснее. Над меню подумайте вместе с коком Шинкаренко и завпровизионкой Сенокосом. Прошу только не мешать нам в этой чертовой тесноте, не дай бог винтик затеряется, мы вас живьем съедим!

Игнатов и Ляшенко собрали гирокомпас. Осталось залить его специальной смесью. Приготовили спирт, глицерин и другие компоненты для раствора. Но в чем размешать их? Пускать на это дело камбузную посуду нельзя.

— А что, если взять плафон из кают-компании? — предлагает Ляшенко.

Через минуту приносят объемистую хрустальную чашу. Мне приходится держать ее в руках, пока Ляшенко и Игнатов составляют и размешивают стеклянной палочкой раствор. Я на всякий случай приглядываю место, куда пристроить эту кухню, если поступит команда «Срочное погружение». Конечно, можно бы вызвать матроса и заставить его держать плафон. Но это значит терять драгоценное время. И я терпеливо нянчу в руках хрупкую посудину, а сам поглядываю в просвет рубочного люка. Небо светлеет, все труднее различать на нем звезды. А главное — с рассветом возрастает опасность, что враг обнаружит нас. Надо спешить. Раствор готов. Со всеми предосторожностями Игнатов заливает его в прибор. Пущен ток. Снова послышалось тихое жужжание, к которому мы так привыкли в центральном посту за время похода. Через несколько минут Игнатов доложил:

— Гирокомпас вошел в меридиан.

Ревун срочного погружения звучит для нас музыкой. Кончилась «мореходная астрономия» среди минных полей. Теперь снова можем уверенно плыть и над водой, и под водой.

В четыре утра сели обедать. Настроение чудесное. Делимся впечатлениями трудной ночи. Оказалось, ориентируясь по звезде, мы промчались почти сотню миль. И ни разу не залезли на минное поле. Волшебник наш штурман! Теперь, уже в спокойной обстановке, перебираем различные способы ориентации на местности. Один вспоминает, что северная сторона камней обрастает мхом. Другой уверяет, что самый лучший компас — одиноко растущее дерево: с южной стороны оно всегда гуще покрыто листвой. Кто-то предлагает определять юг по кольцевым слоям на пнях. Но все эти приметы не для моря. А в море без компаса — дело гиблое… На рассвете вахтенный офицер Новиков увидел в перископ седловину острова Гогланд. Командир взял пеленги, штурман нанес их на карту и с гордостью объявил, что невязка равна всего трем милям. Лисин с улыбкой признался:

— Никогда не думал, что антенная стойка может служить таким точным астрономическим инструментом. Семь часов носиться переменными курсами, пользуясь только этим инструментом, и не допустить сколько-нибудь существенной ошибки… Расскажешь об этом друзьям — не поверят!

Командир объявил порядок дальнейшего плавания. Идти будем только по счислению, ни разу не поднимая перископ. В отсеках — самый строгий режим: никакого шума.

— Ползти ужом!

Все мы понимаем: здесь вражеские корабли на каждом шагу. Нужна сугубая скрытность и осторожность.

«Ползти ужом!» — требует командир. Значит, бесшумно и незаметно. Это не так-то просто. Хоть наш корабль и называется уменьшительным словом «лодка», но читатель должен иметь в виду, что эта лодка более семидесяти метров длиной, весит более тысячи тонн, на ней полсотни людей, сотни механизмов и приборов. Добиться бесшумного движения такой махины — дело нелегкое. А нам нужно идти не десяток минут, а десятки часов.


Рекомендуем почитать
Сергей Дягилев

В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».


«Мы жили в эпоху необычайную…» Воспоминания

Мария Михайловна Левис (1890–1991), родившаяся в интеллигентной еврейской семье в Петербурге, получившая историческое образование на Бестужевских курсах, — свидетельница и участница многих потрясений и событий XX века: от Первой русской революции 1905 года до репрессий 1930-х годов и блокады Ленинграда. Однако «необычайная эпоха», как назвала ее сама Мария Михайловна, — не только войны и, пожалуй, не столько они, сколько мир, а с ним путешествия, дружбы, встречи с теми, чьи имена сегодня хорошо известны (Г.


Николай Вавилов. Ученый, который хотел накормить весь мир и умер от голода

Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.


Путеводитель потерянных. Документальный роман

Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.


Герои Сталинградской битвы

В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.


Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


На переломе

Автор этой книги — известный советский военачальник, прошедший большой боевой путь. В годы Великой Отечественной войны В. И. Казаков командовал артиллерией корпуса, армии, фронта. В своих воспоминаниях он делится с читателем впечатлениями о битвах под Москвой и на Волге. С любовью пишет о боевых друзьях — генералах и офицерах, о мужестве солдат. Больше всего в книге рассказывается об артиллерии, которой В. И. Казаков посвятил десятки лет своей жизни Книга рассчитана на широкие массы читателей.


Завидная наша судьба

 От «мальчика» на побегушках до депутата Верховного Совета СССР... От рядового пулеметчика до командующего войсками военного округа... Воспоминания человека, прошедшего такой жизненный путь, не могут не привлечь внимания читателя. Генерал армии А. Т. Стученко рассказывает о целом поколении советских людей, о трудной и завидной судьбе ветеранов нашей армии, которые под руководством В. И. Ленина. Коммунистической партии сражались в гражданскую войну, строили и укрепляли Вооруженные Силы Страны Советов, в сорок первом грудью встретили фашистские орды, дрались за каждую пядь родной земли и добились победы.


Страницы жизни

Иван Васильевич Болдин прошел в рядах Советской Армии путь от солдата до генерала, участвовал в первой империалистической, гражданской и Великой Отечественной войнах. Большую часть своей книги «Страницы жизни» автор посвятил воспоминаниям о событиях Великой Отечественной войны, которая застала его на западной границе нашей Родины. Сорок пять дней провел генерал Болдин во вражеском тылу. Собранные им отряды советских войск храбро дрались и в конце концов прорвались к своим. В дальнейшем, командуя 50-й армией, автор участвовал в героической обороне Тулы, в освобождении Калуги, Могилева и многих других советских городов и сел. И.


Огонь ради победы

На западных рубежах Отчизны застала война майора Н. Н. Beликолепова, влюбленного в свое дело командира-артиллериста. Ко дню великой Победы генерал-майор артиллерии Н. Н. Великолепов пришел во главе артиллерийской дивизии прорыва. Он участвовал в битве под Москвой, освобождении Смоленщины и Белоруссии, в боях на землях Польши, Венгрии, Австрии. Его память сохранила сотни героических подвигов, совершенных артиллеристами, которым и посвящается эта книга, рассчитанная на массового читателя.