Запахи моих воспоминаний - [2]

Мне хотелось бы продвигаться постепенно, стараясь учитывать временную последовательность, и рассказать вам о запахах моих воспоминаний.

Запах жестокости

Почти три квадратных метра — в комнатке, где я появился на свет. На этих трех метрах помещалась огромная двуспальная кровать, два комода с ящиками по бокам и секретер.

Было два входа: один — из здания, другой — с улицы. Кухня и ванная комната располагались под лестницей. На кровати мы спали вдесятером.

Ящики комода всегда оставались открытыми так, чтобы если ночью во сне кто-то падал с кровати, то оказывался прямо в них. Когда у наших родителей возникало желание заняться любовью, они подстрекали нас сыграть в «царя-горы». «Гора» эта складывалась из наших тел — одно на другом — и превращалась в огромную человеческую массу, состоящую из ног и рук. Под этой кучей малой мать и отец производили на свет новых детей, которые делали нашу гору все выше и выше. Честно говоря, у меня не поднимется рука обвинять их в чем-либо. А вот мужчины, что посвящали меня, просвещали меня… да, они запомнились мне очень хорошо!

Например, синьор Микеле, «угольщик», который очень любил меня и, немного из жалости или просто потому что ему было приятно, приглашал меня к себе домой. Дом был красивым, на первом этаже. Он относился ко мне как к сыну: занимался со мной, покупал одежду, несмотря на неодобрение жены, которая была крайне недовольна этим «усыновлением». Но по прошествии времени и она подобрела и очень привязалась ко мне. Их соседкой была одна женщина с тремя детьми, одной дочкой и двумя сыновьями.

Один из них, Сандро (имя вымышленное), часто просил составить ему компанию. Он брал меня на руки и после того, как усаживал меня на коленки, начинал гладить, показывая рисунки, которые делал для меня. Потом он брал мои ладони и клал их к себе на ширинку брюк. Я ждал Сандро каждый день на парадной лестнице дома. Он возвращался с работы, а я уже был там, внимательно прислушиваясь и ожидая его посвистывание, возвещавшее о его приходе. Как только он видел меня, заливался смехом, смеялся и сразу же вел к себе в комнатушку, заставлял снимать меня штаны…

Я вижу во сне лицо без лица, лицо без улыбки, у меня нет волос, нет ушей… у меня нет лица, нет крови ни воды, нет костей, нет языка.

Бедра, что двигаются без движения, ноги и руки без пальцев, плоская грудь, без молока.

Стерильная душа, без секса, без любви, без мысли, мертвый пьяный взгляд.

Вот, что вижу я… для людей.

Сандро

Он проникал в мое тело, входил в темноту моей плоти, моими ручками трогал свой член. Затем резкие струи спермы, будто молнии, изливались из пениса, опутанного пульсирующими венами.

Сильный стук в дверь, он в спешке застегивал мне брюки и вытирал пол.

Это была его сестра, густо надушенная лавандой.

Мне было всего четыре года. Ему двадцать пять.

Чудесный ребенок в белых одеждах, перетянутых красными и синими лентами, за спиной своего отца, который каждый понедельник после Пасхи из божественного благоговения относил тебя в храм Мадонны дель Арко, я смотрел на тебя с восхищением, потому что ты был красивым, чистым… таким, каким я не был никогда… я желал этого маленького паломника… и в то же время я был противен сам себе, я говорил себе: «Нет! Сейчас НЕТ!».

Это полное кощунство, я смешиваю святое и мирское.

Нет! Сейчас НЕТ! Завтра, завтра… да!

И назавтра ты приходил точно в назначенное время, я овладевал тобой, еще улавливая запах жемчуга и пота вчерашнего дня.

И это уже не было кощунственным.

Сандро.

Кто знает, почему я ничего никому не говорил. Даже когда однажды консьержка дома застукала нас. И она и синьора, что заботилась обо мне, стали приставать с расспросами, обрушили на меня тысячу вопросов. Но я все отрицал, говоря, что ничего не произошло, потому что знал, что консьержка не видела всего.

В тот день Сандро пытался войти в меня, но то ли из-за того, что я был маленький, то ли из-за неудобной позиции, у него не получалось.

И пока он, возбужденный и вспотевший, старался овладеть мной, консьержка постучала в дверь. Как и прежде Сандро быстро и остервенело привел в порядок меня и себя, но женщина (я не помню точно почему, мелкие подробности ускользают) заметила что-то необычное. Она хотела знать. Во что бы то ни стало, она хотела знать, что произошло. А я все отрицал, повторял, что ничего, ничего не случилось.

А что я был должен сказать ей? Рассказать, что и ее двадцатилетний племянник принуждал меня заниматься с ним мастурбацией каждый раз, когда он навещал ее. Или что однажды он и его брат повели меня в кино на фильм с Тото, и во время сеанса он взял мою руку и положил ее себе на член. На выходе брат заметил, что брюки мокрые именно там, спросил, что случилось. В ответ — улыбочка. Брат принялся хохотать. Только я уставился в пустоту.

Я вновь встретил Сандро, когда мне было четырнадцать. Я пошел навестить женщину, которая заботилась обо мне в детстве. Мы сидели друг напротив друга. Я смотрел ему в глаза, прямо, с вызовом, чтобы напомнить ему, но он всячески избегал моего взгляда. Он быстро ушел, как и всегда, оставив за собой в комнате запах бензина. Он стал автомехаником и между делом женился и обзавелся тремя детьми. Когда я остался один в комнате, я начал спрашивать себя, заставлял ли он своих детей заниматься тем же, чем занимался со мной.