Запах высоты - [85]

Шрифт
Интервал

Включая его собственную жизнь. Сертог, самое славное, лучшее его восхождение – да, бесполезно, бессмысленно. Как говаривал Старый Учитель: никто не понимает, как необходимы ненужные вещи.

Уго поднимается по удобному пологому склону до Гугрла и входит в пещеру. Кладет рюкзак, зажигает сигарету. У него впереди несколько часов, спешить некуда. Он берет ледоруб и понемногу вырубает изо льда тело Клауса. Потом сталкивает его к обрыву – в пустоту; тело скатывается в Гругл и исчезает в провале. Уго спускается вниз.

На такое он даже и не надеялся. Конечно, трещина – открыта, но ему действительно повезло, что тело упало прямо в нее. Иначе ему пришлось бы тянуть его по снегу до края первой расселины. Карим по возвращении мог бы сильно удивиться, взглянув в бинокль и заметив на снегу какие-то странные полосы.

По дороге Уго высматривает следы Им Хофа и Абпланалпа, но, разумеется, ничего не находит: все поглотил ледник.

Карим возвращается к вечеру. Он ничего не обнаружил. Уго лежит нагишом, завернувшись в свой пуховой спальник и делая вид, что так и провел целый день – far niente.[118]

– Ах так? Ничего? Тем хуже.

И Карим, знающий, что завтра Уго отправится покорять вершину, готовит ему ужин: суп, сублимированная курица, рис, компот; и – глоток калифорнийского вина.


Он устроился лагерем, поставив палатку в Каре. Погода прекрасная. Уго смотрит на звезды и никак не может принять решение. Он колеблется: стоит ли идти по Большому кулуару прямо сейчас? Тень его вырисовывается так ясно: он сможет быстро подняться по этим надежным снежникам. И потом, так ему не придется встречаться взглядом с мертвыми глазами Итаза и Даштейна. Но он знает, что должен встретиться с ними – лицом к лицу.

Внезапно гора вздрагивает от прокатившегося по ней глухого ворчания. Гул постепенно успокаивается и затихает на дне Кара, придушенный огромным облаком снежной пыли – сначала невидимым, но взошедшая вскоре луна освещает его крутящийся снежный вихрь.

Приближается снег, но Уго прекрасно акклиматизировался: выйдя в ночь, он, вероятно, сможет добраться до вершины и спуститься обратно всего за один день.

Мы давно уже не в 1913-м. Техника альпинизма, а следовательно, и скорость шагнули далеко вперед.

Он все-таки возьмет с собой необходимый минимум: легкий спальник, чехол от палатки, штуки три ледовых крюков, сорок метров веревки, обогреватель, две-три шоколадные плитки. Но фотоаппарат, которым он запечатлевает свои одинокие подвиги, и титановые тиски, закрепляющие его корпус на ручке ледоруба, он оставит здесь.


На перевале он гасит налобный фонарик. Света для работы ему хватит, зато он не увидит их мертвые синие лица. Тем лучше. Одного за другим он сбрасывает оба тела вниз и смотрит, как они исчезают в темноте, потом прислушивается к тихому шороху, с которым они катятся по снегу.

Очередная метель окончательно погребет под собой следы экспедиции 1913 года – все они будут стерты.

А когда ледник Сертог отрыгнет остатки костей и плоти, никто уже не сможет понять, зачем приходили сюда эти люди, что за таинственное безумие заставило их погибнуть. К тому времени сама страсть альпинизма давно превратится в загадку.

Затем он двинулся дальше, продолжая подъем тысячу раз повторенными, отшлифованными до автоматизма движениями, – это было не так уж сложно.

Боль пришла потом – выше, когда он добрался до ребра, ведущего на вершину. Он пошел медленнее. Все-таки он слишком быстро поднимался, теперь это чувствуется. Каждый шаг дается с трудом, он вырывает одну ногу, вторую – снег слишком глубокий, и ноги в нем вязнут.

Вершина пока еще слишком далекая для него цель, она – вне досягаемости: невозможна, немыслима. Ему сейчас нужны менее абстрактные цели.

За этим гребнем он увидит другой склон. Затерянную страну. Какая идиотская мысль!

Вплоть до XVI века на европейских картах отмечали положение Земного Рая, Paradisus terrestris, – совсем недалеко от того места, где я сейчас нахожусь. Енох и Илия проживали в этом раю в ожидании Воскресения. Где-то неподалеку отсюда отшельничал святой Макарий. Современники Маркса, абсолютно трезвомыслящие ученые, еще надеялись отыскать это место в здешних горах. Так почему же Шамбала кажется более нелепой?

Разве Жак Бако не занимался поисками легендарной страны Непемако?

Вот сейчас, еще шаг – и он увидит его, другой склон горы – обратную сторону.

Гребень!

Снежник впереди изгибается, похоже, гора передумала. Склон здесь образует складку и рушится вниз, в синий туман, за которым по-прежнему скрыта затерянная страна. Он оказывается в точке, где ничего нет – ни подъемов, ни спусков, тут ничего не происходит. Нет, не в точке, это – линия. Уго идет вверх, но его вселенная – горизонтальна.

Позже на картах с изображением Гималаев появится новая фантазия: озеро Чамэ, откуда якобы брали начало все великие реки Азии. Грандиозные горы, лежащие дальше к югу, именовались Иммаус, Мустаг, Дхаулагир, Лангур или Ногракот. А тайна истоков и их происхождения раскрылась не там, а ближе к северу или, скорее, к северо-востоку.

Впрочем, теперь с каждым пройденным шагом склон делается все более пологим. Каждый шаг дается ему все с меньшим трудом.


Еще от автора Сильвен Жюти
Путешествие в исчезнувшие страны

Произведения Сильвен Жюти привели в восторг европейских читателей и критиков.Их сравнивают то с «Путешествиями Гулливера» Свифта, то с «Паломничеством в Страну востока» Гессе, то с «Гаргантюа и Пантагрюэлем» Рабле.Их называют фантасмагорическими вариациями на тему «Семи лет в Тибете» и постмодернистской версией «Плаваний Брана».Но никакие отсылки и сравнения не в силах передать их поразительной оригинальности…


Рекомендуем почитать
На реке черемуховых облаков

Виктор Николаевич Харченко родился в Ставропольском крае. Детство провел на Сахалине. Окончил Московский государственный педагогический институт имени Ленина. Работал учителем, журналистом, возглавлял общество книголюбов. Рассказы печатались в журналах: «Сельская молодежь», «Крестьянка», «Аврора», «Нева» и других. «На реке черемуховых облаков» — первая книга Виктора Харченко.


Из Декабря в Антарктику

На пути к мечте герой преодолевает пять континентов: обучается в джунглях, выживает в Африке, влюбляется в Бразилии. И повсюду его преследует пугающий демон. Книга написана в традициях магического реализма, ломая ощущение времени. Эта история вдохновляет на приключения и побуждает верить в себя.


Девушка с делийской окраины

Прогрессивный индийский прозаик известен советскому читателю книгами «Гнев всевышнего» и «Окна отчего дома». Последний его роман продолжает развитие темы эмансипации индийской женщины. Героиня романа Басанти, стремясь к самоутверждению и личной свободе, бросает вызов косным традициям и многовековым устоям, которые регламентируют жизнь индийского общества, и завоевывает право самостоятельно распоряжаться собственной судьбой.


Мне бы в небо. Часть 2

Вторая часть романа "Мне бы в небо" посвящена возвращению домой. Аврора, после встречи с людьми, живущими на берегу моря и занявшими в её сердце особенный уголок, возвращается туда, где "не видно звёзд", в большой город В.. Там главную героиню ждёт горячо и преданно любящий её Гай, работа в издательстве, недописанная книга. Аврора не без труда вливается в свою прежнюю жизнь, но временами отдаётся воспоминаниям о шуме морских волн и о тех чувствах, которые она испытала рядом с Францем... В эти моменты она даже представить не может, насколько близка их следующая встреча.


Шоколадные деньги

Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.


Переполненная чаша

Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.