Запах высоты - [85]
Включая его собственную жизнь. Сертог, самое славное, лучшее его восхождение – да, бесполезно, бессмысленно. Как говаривал Старый Учитель: никто не понимает, как необходимы ненужные вещи.
Уго поднимается по удобному пологому склону до Гугрла и входит в пещеру. Кладет рюкзак, зажигает сигарету. У него впереди несколько часов, спешить некуда. Он берет ледоруб и понемногу вырубает изо льда тело Клауса. Потом сталкивает его к обрыву – в пустоту; тело скатывается в Гругл и исчезает в провале. Уго спускается вниз.
На такое он даже и не надеялся. Конечно, трещина – открыта, но ему действительно повезло, что тело упало прямо в нее. Иначе ему пришлось бы тянуть его по снегу до края первой расселины. Карим по возвращении мог бы сильно удивиться, взглянув в бинокль и заметив на снегу какие-то странные полосы.
По дороге Уго высматривает следы Им Хофа и Абпланалпа, но, разумеется, ничего не находит: все поглотил ледник.
Карим возвращается к вечеру. Он ничего не обнаружил. Уго лежит нагишом, завернувшись в свой пуховой спальник и делая вид, что так и провел целый день – far niente.[118]
– Ах так? Ничего? Тем хуже.
И Карим, знающий, что завтра Уго отправится покорять вершину, готовит ему ужин: суп, сублимированная курица, рис, компот; и – глоток калифорнийского вина.
Он устроился лагерем, поставив палатку в Каре. Погода прекрасная. Уго смотрит на звезды и никак не может принять решение. Он колеблется: стоит ли идти по Большому кулуару прямо сейчас? Тень его вырисовывается так ясно: он сможет быстро подняться по этим надежным снежникам. И потом, так ему не придется встречаться взглядом с мертвыми глазами Итаза и Даштейна. Но он знает, что должен встретиться с ними – лицом к лицу.
Внезапно гора вздрагивает от прокатившегося по ней глухого ворчания. Гул постепенно успокаивается и затихает на дне Кара, придушенный огромным облаком снежной пыли – сначала невидимым, но взошедшая вскоре луна освещает его крутящийся снежный вихрь.
Приближается снег, но Уго прекрасно акклиматизировался: выйдя в ночь, он, вероятно, сможет добраться до вершины и спуститься обратно всего за один день.
Мы давно уже не в 1913-м. Техника альпинизма, а следовательно, и скорость шагнули далеко вперед.
Он все-таки возьмет с собой необходимый минимум: легкий спальник, чехол от палатки, штуки три ледовых крюков, сорок метров веревки, обогреватель, две-три шоколадные плитки. Но фотоаппарат, которым он запечатлевает свои одинокие подвиги, и титановые тиски, закрепляющие его корпус на ручке ледоруба, он оставит здесь.
На перевале он гасит налобный фонарик. Света для работы ему хватит, зато он не увидит их мертвые синие лица. Тем лучше. Одного за другим он сбрасывает оба тела вниз и смотрит, как они исчезают в темноте, потом прислушивается к тихому шороху, с которым они катятся по снегу.
Очередная метель окончательно погребет под собой следы экспедиции 1913 года – все они будут стерты.
А когда ледник Сертог отрыгнет остатки костей и плоти, никто уже не сможет понять, зачем приходили сюда эти люди, что за таинственное безумие заставило их погибнуть. К тому времени сама страсть альпинизма давно превратится в загадку.
Затем он двинулся дальше, продолжая подъем тысячу раз повторенными, отшлифованными до автоматизма движениями, – это было не так уж сложно.
Боль пришла потом – выше, когда он добрался до ребра, ведущего на вершину. Он пошел медленнее. Все-таки он слишком быстро поднимался, теперь это чувствуется. Каждый шаг дается с трудом, он вырывает одну ногу, вторую – снег слишком глубокий, и ноги в нем вязнут.
Вершина пока еще слишком далекая для него цель, она – вне досягаемости: невозможна, немыслима. Ему сейчас нужны менее абстрактные цели.
За этим гребнем он увидит другой склон. Затерянную страну. Какая идиотская мысль!
Вплоть до XVI века на европейских картах отмечали положение Земного Рая, Paradisus terrestris, – совсем недалеко от того места, где я сейчас нахожусь. Енох и Илия проживали в этом раю в ожидании Воскресения. Где-то неподалеку отсюда отшельничал святой Макарий. Современники Маркса, абсолютно трезвомыслящие ученые, еще надеялись отыскать это место в здешних горах. Так почему же Шамбала кажется более нелепой?
Разве Жак Бако не занимался поисками легендарной страны Непемако?
Вот сейчас, еще шаг – и он увидит его, другой склон горы – обратную сторону.
Гребень!
Снежник впереди изгибается, похоже, гора передумала. Склон здесь образует складку и рушится вниз, в синий туман, за которым по-прежнему скрыта затерянная страна. Он оказывается в точке, где ничего нет – ни подъемов, ни спусков, тут ничего не происходит. Нет, не в точке, это – линия. Уго идет вверх, но его вселенная – горизонтальна.
Позже на картах с изображением Гималаев появится новая фантазия: озеро Чамэ, откуда якобы брали начало все великие реки Азии. Грандиозные горы, лежащие дальше к югу, именовались Иммаус, Мустаг, Дхаулагир, Лангур или Ногракот. А тайна истоков и их происхождения раскрылась не там, а ближе к северу или, скорее, к северо-востоку.
Впрочем, теперь с каждым пройденным шагом склон делается все более пологим. Каждый шаг дается ему все с меньшим трудом.
Произведения Сильвен Жюти привели в восторг европейских читателей и критиков.Их сравнивают то с «Путешествиями Гулливера» Свифта, то с «Паломничеством в Страну востока» Гессе, то с «Гаргантюа и Пантагрюэлем» Рабле.Их называют фантасмагорическими вариациями на тему «Семи лет в Тибете» и постмодернистской версией «Плаваний Брана».Но никакие отсылки и сравнения не в силах передать их поразительной оригинальности…
Телеграмма Про эту книгу Свет без огня Гривенник Плотник Без промаху Каменная печать Воздушный шар Ледоколы Паровозы Микроруки Колизей и зоопарк Тигр на снегу Что, если бы В зоологическом саду У звериных клеток Звери-новоселы Ответ писателя Бориса Житкова Вите Дейкину Правда ли? Ответ писателя Моя надежда.
«Наташа и другие рассказы» — первая книга писателя и режиссера Д. Безмозгиса (1973), иммигрировавшего в возрасте шести лет с семьей из Риги в Канаду, была названа лучшей первой книгой, одной из двадцати пяти лучших книг года и т. д. А по списку «Нью-Йоркера» 2010 года Безмозгис вошел в двадцатку лучших писателей до сорока лет. Критики увидели в Безмозгисе наследника Бабеля, Филипа Рота и Бернарда Маламуда. В этом небольшом сборнике, рассказывающем о том, как нелегко было советским евреям приспосабливаться к жизни в такой непохожей на СССР стране, драма и даже трагедия — в духе его предшественников — соседствуют с комедией.
Приветствую тебя, мой дорогой читатель! Книга, к прочтению которой ты приступаешь, повествует о мире общепита изнутри. Мире, наполненном своими героями и историями. Будь ты начинающий повар или именитый шеф, а может даже человек, далёкий от кулинарии, всё равно в книге найдёшь что-то близкое сердцу. Приятного прочтения!
Хеленка Соучкова живет в провинциальном чешском городке в гнетущей атмосфере середины 1970-х. Пражская весна позади, надежды на свободу рухнули. Но Хеленке всего восемь, и в ее мире много других проблем, больших и маленьких, кажущихся смешными и по-настоящему горьких. Смерть ровесницы, страшные сны, школьные обеды, злая учительница, любовь, предательство, фамилия, из-за которой дразнят. А еще запутанные и непонятные отношения взрослых, любимые занятия лепкой и немецким, мечты о Праге. Дитя своего времени, Хеленка принимает все как должное, и благодаря ее рассказу, наивному и абсолютно честному, мы видим эту эпоху без прикрас.
Логики больше нет. Ее похороны организуют умалишенные, захватившие власть в психбольнице и учинившие в ней культ; и все идет своим свихнутым чередом, пока на поминки не заявляется непрошеный гость. Так начинается матово-черная комедия Микаэля Дессе, в которой с мироздания съезжает крыша, смех встречает смерть, а Даниил Хармс — Дэвида Линча.
ББК 84. Р7 84(2Рос=Рус)6 П 58 В. Попов Запомните нас такими. СПб.: Издательство журнала «Звезда», 2003. — 288 с. ISBN 5-94214-058-8 «Запомните нас такими» — это улыбка шириной в сорок лет. Известный петербургский прозаик, мастер гротеска, Валерий Попов, начинает свои веселые мемуары с воспоминаний о встречах с друзьями-гениями в начале шестидесятых, затем идут едкие байки о монстрах застоя, и заканчивает он убийственным эссе об идолах современности. Любимый прием Попова — гротеск: превращение ужасного в смешное. Книга так же включает повесть «Свободное плавание» — о некоторых забавных странностях петербургской жизни. Издание выпущено при поддержке Комитета по печати и связям с общественностью Администрации Санкт-Петербурга © Валерий Попов, 2003 © Издательство журнала «Звезда», 2003 © Сергей Шараев, худож.