Запах Вереска - [290]

Кайрен облизал кровавую пасть и, пошатнувшись, начал оседать. Вскрикнувшая Диана еле успела поймать его и с ужасом уставилась на разлагающееся тело своего альфы. Кайрен хрипел и выгибался в ее руках. Скалясь от боли и захлебываясь собственной кровью, которая начала превращаться в желтовато-зеленую гниль.

Они перенесли его в особняк Редмара, не решаясь отправиться в Блодхарт. Маркус выскочил за Эботом и уже через рекордные шесть минут ворвался в холл, за шкирку неся обалдевшего от скоростного перехода врача. Николас уже открыл рот, чтобы возмутиться, но шумно захлопнулся, когда и без того разгромленный особняк тряхнуло и выбило стекла всего второго этажа.

— Блядь, — выдохнул Эбот и, не проронив ни слова, стремительно кинулся в комнату раненного альфы.

Он был там все эти пять часов и пытался вытащить Кайрена, рвущего когтями мокрое от крови постельное белье под собой. У Кая был болевой шок, и он уже бредил, то теряя сознание, то снова приходя в себя. Тело, покрытое многочисленными отвратительными гнойными язвами, запустило процесс регенерации, чем еще больше довело стремительно ослабевающий организм. Сыворотка не помогла. Они пытались вытащить из него эту мерзость, но она черной паутиной распространилась по всему телу и вцепилась в него, словно клещ. Она сжимала его тело изнутри и ломала кости. Добралась до мозга и теперь разрушала его изнутри.

Анрис был очень далеко. Тамара была рядом с рожающей Эрикой, и весь Блодхарт стоял сейчас на ушах. А они были отрезаны от них здесь. Крист сжал кулаки и, не моргая, уставился на стремительно чернеющее небо сквозь разбитые окна. Он уже чувствовал напряжение, которое густело в воздухе и кровавым привкусом оседало на языке.

— Командир! — заорал коммуникатор голосом Стива, — командир, у нас проблемы!

— Что происходит? — совсем не вовремя подал голос Седрик Редмар и встал рядом с напряженным человеком.

— Писец к нам мчится, и скоро все случится, — пропел Готфрид и сорвал комм.

— Это не ответ, человек! — зарычала леди Ингрем и оскалила разом удлинившиеся клыки.

У нее шерсть дыбом начала вставать от спокойного и равнодушного тона Криста. Тот даже бровью не повел. Редмар с непониманием уставился на необычного человека и взгляд его стал жадным, когда увидел стремительно затягивающиеся раны. Он уже открыл рот, когда особняк тряхнуло в очередной раз. Настолько сильно, что пол зашатался под ногами. Крышу сперва вмяло вовнутрь, а потом буквально оторвало с приличным куском стены. Маркус с трудом успел закрыть собой закричавшую Диану и отшвырнуть подальше Эбота. Ворвавшиеся к ним оборотни в немом шоке уставились на того, кто в следующее мгновение влетел в полуразрушенную комнату.

Огромные серые крылья заслонили свет, и высокая мужская фигура, словно сотканная целиком из морозных ветров, опустилась у подножья кровати, на которой корчился от боли альфа. Босой, с растрепанными по загорелым плечам серебристо-белыми волосами и одетый в одни лишь белые хлопковые штаны. Он сложил свои подрагивающие рваные крылья и, тяжело дыша, потянулся к Кайрену. Но пальцы застыли на полпути, так и не решаясь прикоснуться к гнойным язвам.

— Ри…

Его голос хриплый и больной. Потому что каждая рана на его теле огнем горит на его собственной коже. А еле слышные стоны голодными псами вгрызаются в его сердце. Вместо золотых искр глаз, он смотрит в абсолютно белые и не может оторвать взгляд от посиневших губ, покрытых алой кровью. Она течет по подбородку и тлеющим ключицам. Он видит, как слабо бьется покрытое гноем сердце под ошметками мышц и пожелтевших костей. Седые волосы слезают вместе с кожей, оголяя череп, и повсюду кровь-кровь-кровь… Он задыхается от ее соленого запаха и чувствует, как вырывается на волю все его безумие, сдерживаемое все эти дни. Он снова утопает в ненависти и боли, не слыша собственного воя, что рвется из груди.

Колени подгибаются, и он, разом обессилев, опускается на мокрую постель. Дрожащими руками обнимает истерзанное тело и прижимает к груди. Распахивая свои разорванные крылья и окутывая ими своего волка. Пытается защитить, укрыть от всех и самозабвенно прижимается губами к обезображенному рту. Целуя нежно и лаская так трепетно, словно в руках хрупкое наваждение.

Он не смотрит на других и не видит, какими глазами они глядят на них. Их голоса совсем не слышны за слабеющим стуком родного сердца. А он касается кончиками пальцев кровавых ран и шепчет без устали. Выводит узоры на безвольной ладони. Он целует почерневшие пальцы и, прижавшись к ним щекой, еле слышно шепчет:

— Я крыльями своими тебя укрою…

Его слова тонут в вое дикого ветра и грохоте земли. Они ползут языками пламени и гремят в раскатах грома. Дождем бьют по коже и оседают кровью на губах. Яркими узорами вспыхивая по рукам и плечам, все сильней дрожа на кончиках кожистых крыльев и ослепляя взрывом, окутывают его с ног до головы. Мягкие губы касаются твердых обветренных губ и нежно улыбаются, когда медленно распахиваются затуманенные золотые глаза. В них все еще нет осознания, и от слабости веки тяжелы, но руки кое-как сжимают предплечья.

— Ты мне снишься… — голос хриплый, и такое ощущение, что по связкам прошли наждаком, — ты мне снишься каждую ночь…