Запах Вереска - [257]

— Так, всё! А ну успокоились все нахрен! — гаркнул Кайрен, и как неудивительно, это подействовало на всех присутствующих.

— И мы не оторвем им яйца?! — Гор был крайне возмущен.

— Алан не поймет меня, если мы оторвем яйца его семье, — оскалился Кай.

— Роб, а я же говорил, что он весьма очаровательный экземпляр, — насмешливо пропело чучело за спиной Гора и даже ножа не убрало.

— Какое счастье, — мрачно хмыкнул голос за бойцами.

А уже через минуту те расступились, выпустив вперед Роберта Салливана, одетого в точно такую же форму и вооруженного. Рядом с ним стоял такой же мрачный Анрис Анарсвиль. Одетый в черные кожаные одежды и длинный плащ. Скрывающий минимум шестнадцать ножей: и то те, которые Гор смог почуять. За годы вампир и вправду не изменился. Только прибавилось морщинок вокруг глаз и рта. Собранный, холодный, жесткий и с колючими светлыми глазами.

— Итак, — чеканя слова и явно сдерживая гнев, холодно произнес Роберт, — когда все мы поняли, что весьма рады чудной встрече, я бы очень хотел услышать ответ на мой единственный вопрос: где, мать вашу, мой сын?!

— У Мечников, — даже не дрогнув, через силу процедил альфа, — а вот о них не знает никто.

Напряжение после этих слов возросло до необычайных высот. За спиной Гора выдохнули кое-что очень похожее на «твою мать» и опустили нож. Мужчина вышел из-за его спины и оказался рядом. Гор зло перевел на него взгляд и хмуро замер. Рассматривая ненавистный профиль Кристофера Готфрида.

Первым нарушил затянувшееся молчание Анрис. Он, блестя глазами, медленно двинулся к напряженному до предела Валентину.

— Во имя моей глубокой преданности, которая когда-то была к вам, — ледяным тоном произнес он, — я очень надеюсь, что ваши поступки не причинили вреда моему возлюбленному внуку.

— Внуку?! — в один голос воскликнули изумленные Кай и Валентин.

— Алан Салливан — моя плоть и кровь, — смотря прямо в широко распахнувшиеся золотые глаза альфы, произнес Анрис.

— Этого не может быть, — воскликнул Валентин, — я бы почувствовал в нем твою кровь. Я видел его, он всего лишь человек.

— Он никогда не был обыкновенным человеком, — почему-то Кай поверил сразу же и безоговорочно.

— Не был, — кивнул Анрис, — с самой первой минуты своего рождения.

— Они уже знают это, Анарсвиль, — глухо произнес Кай, — вот почему они пришли за ним.

— Они абсолютно ничего не знают, Валгири, — покачал головой старый вампир, — и даже не догадываются, что наделали…

Дорога назад проходит в давящей тишине. У Кайрена вопросов стало на сто миллионов больше, и все они без ответов. Но альфа не спешит говорить. Он молчит, сцепив зубы, и, до вмятин сжав руль внедорожника, гонит на предельной скорости. Рядом сидит Анрис и так же хранит молчание. Не отрывает взгляд от дороги и размышляет о превратностях судьбы.

Колонна машин следует за ними. Здесь все люди Салливанов, сам Роберт с бешеной, словно кошка, женой. Кристофер следует за ними, замыкая всю процессию из волков и людей. Рядом с ним сжимает добела свои тонкие пальцы темноволосая Тамара. Анрис чувствует, как загнанно бьется сердце его любимой жены. Такой нежной, прекрасной и познавшей горечь не одной утраты. Она с трудом может сдержать себя, потому что с каждой минутой все сильней чувствует свою дочь. Она слышит ее сердце и чувствует кровь своих внуков.

Кайрен уже сообщил брату о пополнении, и их ждут. Он даже сейчас чувствует их нетерпение. И, судя по натянутым нервам, Диана знает, кого он везет ей. Чему сам черный альфа совершенно не рад. Потому что у него до больного скверное предчувствие. Словно вся эта толпа скоро раскроет перед ним врата Ада. Предчувствие усиливает присутствие Анарсвиля.

Дорога домой занимает вдвое больше времени, чем окончательно выбешивает черного альфу. Его минуты утекают со страшной скоростью. Их осталось совсем мало, а он по-прежнему ничего не знает. Вампирский Двор, разоренный и лежащий в руинах, остался далеко позади. Как и его повелитель. Сейчас Каю не до Валентина и Питера. Теперь он все знает о них, и заняться этой сладкой парочкой можно потом. Все можно потом, а сейчас он готов отдать все на свете, чтобы узнать, где его лио.

Когда колонна машин, наконец, въезжает во двор старого особняка, вся семья уже там. Диана словно в землю врастает, когда видит родителей. Она стоит перед ними и, не в состоянии поверить, всхлипывает.

— Это, правда, вы? — тихо шепчет она, и нижняя губа дрожит, — пожалуйста… пожалуйста…

— Дочка, — со слезами на глазах зовет Тамара и протягивает к ней дрожащие руки.

Она стоит и смотрит на свою взрослую девочку и не может вымолвить больше ни одного слова. И когда Диана понимает, что все это и вправду происходит сейчас, она на негнущихся ногах идет к ним. Протягивая в ответ дрожащие пальцы. Чтобы охватить такие же и почувствовать тепло. Услышать до боли родной стук сердца и утонуть в с детства любимом запахе. Диана обнимает их обоих со всей силы и, спрятав лицо, глухо воет. Ей мало крепких объятий, мало отцовских губ на макушке и маминого дрожащего шепота. Ей отчаянно мало их и больно. Вырванная с корнем родовая связь снова взывает к ней. Проникает по венам, обжигает кровь и слепо тычется в сердце. Она рыдает, как маленькая девочка, и не может успокоиться, чтобы объяснить все своим паникующим сыновьям.