В углу, предвкушая драчку, возбужденно зашушукались аспиранты, но Хоменко недовольно покосился в их сторону, и они вмиг притихли.
После выступления Игоря дебаты развернулись с новой силой и пошли по второму кругу. Хоменко ввел в бой «резервы второго эшелона» — подхалимов с менее выраженным окрасом, которые в отличие от первых на людях вели себя гораздо с меньшим подобострастием. Теперь все внимание оказалось сосредоточенным уже на возмутителе спокойствия. Игорю поставили в вину и неколлективисткую позицию, и высокомерие по отношению к коллегам, и неуважительность к признанным авторитетам.
Как разит! Дышать нечем! Это же газовая камера!
В самый разгар аутодафе Игорь неуверенно поднялся, безуспешно попытался растянуть узел галстука, сделал пару нетвердых шагов и мешком осел на пол. Последнее, что он услышал, — истошное женское верещание…
Почти две недели Игорь провел в реанимации, затем еще две недели в кардиологии, а после выписки из больницы ему дали еще месяц на реабилитацию.
В больнице Игорь с удивлением отметил, что запахов в палитре заметно поубавилось. Пахло, как обычно: лекарствами, казенным бельем, подгнивающими фруктами из не съеденных передач. Первое время он этому тихо радовался.
Выходить после лечения на работу Игорь не спешил. Врачи не подгоняли, регулярно продлевая больничный, а сам он не торопился.
Дни напролет Игорь читал, что-то выписывал, обдумывал, медленно вышагивая по комнате. Но молчком, не комментируя. Домашние тихо удивлялись, однако с расспросами не приставали.
Но момент истины все же наступил. Когда участковый врач отказался в очередной раз продлевать бюллетень, Игорь не спорил, даже вздохнул с облегчением.
Придя на следующий день на работу, Игорь тут же написал заявление об увольнении и ушел, даже не забрав из стола свои вещи…
