Западный край. Рассказы. Сказки - [159]

Я разглядывал это чудо природы и посмеивался втихомолку: как бы ни хорохорился старичок, с таким носом никуда не сунешься! Мог ли я знать, что именно он, черный нелепый клюв скоро решит мою судьбу?!

А случилось вот что:

Старый Ча, покружившись, вдруг сел на плетень прямо передо мной. Плетень шатался из стороны в сторону, и Ча раскачивался вместе с ним; не забывая посматривать на воду, он подстерегал рыбу. Но тут, наклонясь совсем низко, Ча заметил меня и закричал:

— Ну наконец-то! Наконец!

Словно встретил близкого и долгожданного друга. (Лишь потом мне стала ясна причина его ликованья.)

Зрачки его блеснули красноватым огнем, и, прочертив над моей головой наклонную линию, Ча приземлился рядом и тотчас выставил вперед свой огромный клюв. Вот тут-то я разглядел его язык — острый и красный, как кровь. Честно говоря, я слегка встревожился. Но у меня появилась одна черта, которая, на мой взгляд, делает мне честь. И я с гордостью расскажу вам об этом, дорогие мои читатели: я стал независим, ни перед кем не заискивал, не лебезил и не кланялся, пусть бы это мне даже грозило смертью. Когда-то давным-давно, валяясь в ногах у страшного и неумолимого Сиентаука, я ощутил всю горечь и боль унижения и поклялся, что впредь ничего подобного со мной не повторится.

И теперь перед лицом, точнее, перед клювом старого Ча, который был сильнее меня в тысячу раз, я помышлял лишь об одном — о борьбе. Я не собирался ценой раболепства купить себе жизнь, как это делают часто иные особы со слишком гибкой спиной.

Рыболовы Ча вообще славятся тем, что по жадности или злобе способны на любую грубость и даже на преступление. Но я все равно не испугался. Я весь напрягся, изогнулся, расправил крылья, угрожающе поднял руки и сделался похож на мохнатый цветок ползучего растения тхиенли.

Видя, что я изготовился к бою, старый Ча воскликнул:

— Ну-у, напугал!.. Ай да молодец! Сущий богатырь!..

II он стукнул меня клювом по голове. Никогда еще в жизни я не получал подобных ударов. Однако голова моя не напрасно прикрыта Рыцарским шлемом, она неуязвима, как каменный монолит. Боль, конечно, была страшная, но сознания я не потерял и удержался на ногах.

Изумленный, без сомнения, тем, что не сшиб Кузнечика первым же ударом, Ча задумался на мгновение, а потом ухватил меня клювом и взмыл в небеса. Страшное дело! Ветер жутко свистел, раздирая уши. С самого моего появления на свет мне не доводилось еще ни разу быть на такой высоте!

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Я заточен в темницу. — Что случилось со мною, пока я томился в плену у старого Ча. — Разлученные встречаются вновь.

Но нет, не здесь еще пожелала судьба поставить последнюю в моей жизни завершающую точку.

Я остался в живых! И дожил, как видите, до сегодняшнего дня, чтобы, склонясь над белым листом бумаги, записать воспоминания моей юности и впечатления Дальних Странствий. Быть может, и вас, дорогие читатели, хоть немного развлечет и обогатит крупицами опыта рассказ о моей бурной жизни, полной заблуждений и ошибок?..

Итак, я не умер. Зажатый в клюве старого Ча, я летел, постепенно снижаясь над красной от ила рекой. Мы пересекли ее наискосок и приземлились среди негустых Шелковиц. Едва старик опустил меня наземь, я снова принял боевую стойку. Ча широко раскрыл свой клюв и захохотал:

— Ха-ха-ха!.. Вижу, вижу, ты великий воин! Ха-ха!.. А теперь успокойся-ка и стань как следует. Слушай, что я тебе скажу. Я подыскал себе недавно новый особняк, и мне требуется привратник. Давай поступай ко мне на службу. Согласен?

Теперь только я понял, почему, увидав меня на плотине, старый Ча радостно воскликнул: «Наконец-то!..»

Я замотал головой и начал доказывать, что шел как свободный Кузнечик по открытой для всех большой дороге и никто не имеет права задерживать меня силой и учинять оскорбительный допрос. И если у старого Ча есть совесть, ему бы самое время попросить прощения и отпустить меня на все четыре стороны, а не отягчать свою вину новыми бесчинствами.

Тут старик сощурился и сказал:

— Ну, вот что, поговорили и хватит! Я спрашивал твоего согласия просто так, чтобы душу потешить. А хочешь ты быть у меня сторожем или не хочешь — мне дела нет! Коли надо — захочешь…

Но я стоял на своем и, не желая больше разговаривать с ним, молча мотал головой. Тогда старый Ча снова взял меня в клюв, и мы полетели к его новому дому.

Я-то, конечно, знал, что никакой это не дом, а просто-напросто нора где-нибудь у воды. (Ведь Ча, рыболовы, живут не как порядочные птицы в гнездах на дереве, а селятся в земляных норах.) Да он еще небось и не сам выкопал эту нору: Ча, они не умеют рыть землю и привыкли, как говорится, загребать жар чужими руками. Чаще всего они отнимают дома у мышей. Присмотреть себе чужую нору — на это Ча мастера. Если найдут нежилую — хорошо, а попадется где запятая — тоже не беда: Ча дождутся, пока Мышь отлучится куда-нибудь, да и залезут в ее нору. И сразу принимаются за всякие переделки внутри и снаружи. Вернется Мышь, а Ча давай ее отваживать: не твой, мол, дом — и все тут! Заходи да смотри — здесь ведь все по-другому, не так, как у Мышей… Мыши, бывало, сердятся, но толком тоже ничего доказать не могут; побранятся, поспорят да и отступятся. Конечно, не каждая Мышь уйдет сразу. Иные скандалят и день, и два подряд. Их понять нетрудно: каково им — своими, руками построить дом и тут же его лишиться. Но Ча, ловкачи, все равно умудрятся и нору за собой оставить, и хозяина опозорить.