Впрочем, королей Аквилонии долгое время устраивало подобное положение вещей. Во-первых, земли державы избавлялись естественным образом от лихих людей, предпочитавших вольницу Свободных Земель строгостям судейских чиновников, во-вторых, сии отчаянные головы создали надежный барьер на пути проникновения дикарей в более цивилизованные края. Эту политику проводили и наследники Хагена, вплоть до короля Нумедидеса, владевшего Аквилонией ко времени описываемых событий.
Однако пикты не были столь слабы, как рисовали дикарей придворные стратеги. Вскоре произошло восстание, которое возглавил пиктский колдун Зогар Саг, после того как был захвачен и оскорблен аквилонскими пограничными отрядами. Он сумел привлечь на свою сторону вождей нескольких кланов около Конаджохары, которые объединили свои силы, чтобы напасть на аквилонцев. Зогар Саг сумел отравить несколько колодцев в форте Тусцелан и повел пиктских воинов на штурм укрепления. За одну ночь форт Тусцелан и вся Конаджохара были потеряны. Из семисот пятидесяти человек, составляющих гарнизон Тусцелана, в живых остался только один…
После падения Конаджохары многие поселенцы бежали в Орисконти или Чохиру, но другие основали новые поселения близ форта Тхандара на реке Боевого Скакуна, южнее Чохиры. Эти обнесенные крепкими деревянными стенами городки, среди которых был и Либидум, впоследствии выросли в собственную провинцию Тхандара, во главе с избранным губернатором, и только номинально входили в состав Аквилонии.
Король Нумедидес, занятый делами более важными, почти не обратил внимания на вновь созданную провинцию. Он не стал посылать туда отряды и одобрил кандидатуру губернатора Бранта, сына Дрого. Тхандарцы образовали собственную армию, состоявшую из прославленных боссонских лучников и отрядов сорвиголов, именуемых следопытами, построили укрепления и сумели успешно отразить набеги дикарей без помощи Аквилонии. Каждый форт обзаводился своими гарнизонами, во главе которых стояли избранные начальники, именуемые тарифами. Они совмещали военную и судейскую власть и пользовались беспрекословным авторитетом — до тех пор, пока жители их терпели и не выбирали нового голову. Форт Либидум в те времена процветал под рукой тарифа Партера, старого рубаки, снискавшего славу еще во времена первых вылазок за Громовую реку.
Двое беседовавших на пыльной дороге принадлежали к славному племени людей, именующих себя следопытами. Были то люди вольные, веселые и опасные. В Аквилонии многих из них ждала виселица, здесь же они ходили в героях.
Небольшими отрядами, а то и в одиночку проникали эти отчаянные головы за Черную реку, в гиблые места, безраздельно принадлежавшие дикарям, чтобы свершить месть, провести разведку, а то и просто поживиться в пиктских селениях: от Гандерланда до Пуантена за экзотические безделушки, добытые зачастую ценой жизни целых селений, платили хорошие деньги. Несколько севернее жили пиктские племена, умевшие варить чудный вересковый мед, тоже бывший целью набегов. Секрет напитка хранился дикарями пуще жизни, недаром и поговорка имеется: «Молчит, как пикт о вересковом меде».
А ежели ты ходишь в гиблые земли, так умей не только от стрел и каменных топоров обороняться. Шаманы и друиды пиктские, даром что грязные да нечесаные, волшбой владеют изрядно, а потому набор оберегов и магических предметов для любого следопыта — дело обязательное.
Но на сей раз вовсе не предстоящая вылазка в Пустоши привела Пленси Скурато и Гарчибальда Беспалого к воротам Либидума, и предметы, перечисляемые обоими в пику друг дружке, были весьма необычными.
Гарчибальд Беспалый был мужчина статный, горбоносый и смуглый — родом из Пуантена. Он восседал на крепкой лошади и посматривал на собеседника свысока, чему способствовали остатки сословной гордости: Гарчибальд некогда принадлежал к не слишком знатному, но все же баронскому роду. Пленси, напротив, был тощ, белобрыс и вертляв. Где он родился, не знал никто, включая самого Гриба. В Либидум он прибыл пешком. И все же ни тени подобострастия не было в облике худосочного следопыта: в Боссонских Топях зачастую не сила важна, а хитрость и опыт. Опыта Скурато было не занимать, и Беспалый о том прекрасно ведал.
— Предлагаю отправиться в таверну «Волчий зуб» и обсудить все за чаркой доброго вина, — предложил пуантенец. — Один, как говорится, в поле не воин, а двое…
— Трое, — сказал Пленси, указывая на дорогу.
Гарчибальд обернулся и увидел всадника, неторопливо к ним подъезжавшего.
Всадник сей привлекал внимание с первого взгляда. Был он рыж, огромен и обликом своим подобен глиняному истукану, только что вынутому из печи для обжига. В руках он держал длиннющее копье, украшенное вместо вымпела плохо выделанной шкурой какого-то животного, за спиной висел огромный круглый щит, а к седлу были приторочены булава и тяжелый арбалет, из тех, которые устанавливают на специальные треножники, чтобы посылать стрелы в защитников крепостей.
— Да никак это Гуго Пудолапый, — удивленно молвил пуантенец, приставив ладонь козырьком к глазам: всадник ехал со стороны заходящего солнца.
Гуго двигался на них, как осадная машина на крепостную стену.