Западня для ведьмы - [12]

– Спасибо вам, сударыня, – женщина взяла листок, но ничуть не повеселела. – Другие лекари говорили то же самое. А у нее руки и ноги немеют, когда она спит или долго сидит на одном месте. И очень она неловкая, то споткнется ни с того, ни с сего, то что-нибудь уронит, все само из рук валится.

Девочка ссутулилась и съежилась на стуле, как будто став еще меньше, и прошептала, обращаясь к мясному пирогу на тарелке:

– Я к нему не пойду. Я от него убегу.

Мать вновь угнетенно вздохнула и сурово потребовала:

– Доедай, кому сказано!

Сочувственным тоном попрощавшись, Зинта отправилась домой: ей еще предстояло примерить на себя роль настоящей госпожи и рассчитать Атаманшу с Пышкой.

– Коррупция без прикрас, коллеги, беру взятки кофейными зернами, – на полном лице Шеро Крелдона играла сдержанная ухмылка, проницательные глаза, обрамленные складками отвислых век, лукаво сощурились. – Знатно угостимся…

В соседней комнате тарахтела мельничка, вертеться ее заставлял с помощью заклинания порученец из младших магов. Экзотический аромат жареных зерен из чужого мира и дразнил, и настраивал на умиротворенный лад.

– Это кто же дает такие взятки? – полюбопытствовал Хемсойм Харвет, принюхиваясь так, что кончик его заостренного хрящеватого носа едва ли не шевелился.

– Наш достопочтенный, если в данном случае уместно будет так выразиться, коллега Тейзург.

– Он уже здесь? – заинтересованно уточнил Суно Орвехт.

– Со вчерашнего дня. Презентовал мешок кофе, чтобы я похлопотал о жилье для него с красивым видом из окна и отдельной ванной. Выглядел при этом как завзятый шельмец, то есть как обычно, и дарил мне такие улыбочки, словно я модистка с улицы Бархатной Туфли. Уверяет, что в Хиале ничего не слышно о том, чтобы какой-нибудь однорогий демон собирался напакостить у нас на мероприятии.

– Предсказание коллеги Сухрелдона может и пустышкой оказаться, – рассеянно заметил Хемсойм, продолжая с наслаждением вдыхать кофейный аромат. – Его поэтические пророчества сбываются в четырех случаях из десяти, не так уж густо.

– И не так уж мало. Госпожа Вероятностей не балует нашего поэта, подозреваю, что он даже ее допек своими виршами, но раз предупреждение прозвучало, будем начеку.

Коллега Сухрелдон, один из видящих Ложи, принадлежал к числу тех бесталанных рифмоплетов, коих, по мнению Орвехта, надлежало душить в колыбели – из соображений милосердия по отношению к окружающим. Он мнил себя истинным поэтом и великим мудрецом и, что хуже всего, норовил прочитать свои скверные назидательные стихи всем и каждому, да не просто так, а с выражением: с подвываниями, пришептываниями и экспрессивными перепадами интонаций.

Те из магов, кто был выше по рангу, без церемоний от него сбегали: мало ли, куда они спешат, непосвященным сего знать не положено. Коллеги из числа равных тоже сломя голову срывались «по неотложным делам», наплетя в свое извинение что-нибудь мало-мальски правдоподобное. Зато младшим магам, амулетчикам и обслуге деваться было некуда.

Однажды Сухрелдон отловил Дирвена с его надзирателями и около часа декламировал им воспитательную поэму для юношества. Дирвен, под конец совсем ошалевший и красный от злости, проявил себя молодцом: не нагрубил, даже не пустил в ход «Каменный молот». О последнем обстоятельстве некоторые едва ли не всерьез сожалели: «Эх, ну что ему стоило…» Этот инцидент позволил наставникам сделать обнадеживающий вывод, что у первого амулетчика Ложи начинает постепенно вырабатываться похвальная выдержка.

Некий остряк предлагал натравить Сухрелдона на Тейзурга – мол, пусть попробует ему свои стихи почитать, а дальше все решится само собой, – но руководство категорически запретило подталкивать события в эту сторону, под угрозой сурового взыскания. Видящие у Ложи наперечет, так что коллега Сухрелдон нужен живой, вменяемый и не заколдованный, поскольку его четыре из десяти – недурной на общем фоне результат.

Праздник для Сухрелдона наступал, когда доходило до предсказаний: он излагал их не иначе, как в рифмованном виде, глядя на досадующих коллег вдохновенно и с торжеством. Так было и в этот раз. Стих он прочитал следующий:

Собранье магов, встрепещи!

Прислушайся к своей тревоге:

Как тать, как вор в глухой нощи,

К клетям крадется Однорогий.

Себе во честь, всем на беду

Куджарха он освобождает.

Посевы сгинут, лишь взойдут,

И не видать нам урожая.

Когда б злодей воспитан был

В почтении и послушанье,

Он Благу бы не причинил

Такие горькие страданья!

Насчет того, кто такой Однорогий, предполагали разное: демон Хиалы, неведомый представитель волшебного народца, создание враждебных Ложе магов, носящий такую кличку агент Ктармы, Овдабы или кого угодно еще, молодой месяц, незаконный пришелец из чужого мира.

– А не Дирвен ли это наш? – высказался один из участников созванного по сему поводу совещания. – Тоже ведь однорогий и набедокурить отнюдь не дурак…

Эту возможность рассмотрели наравне с остальными, но нашлось веское возражение. Из предсказателя вытрясли, что по поводу «чести» он завернул, в отличие от морализаторской третьей строфы, не для красного словца: это был один из элементов того, что ему открылось. Субъект, которого надлежало опасаться, совершит свое злодеяние из соображений чести.