Западня - [17]
– Тогда я просто не знаю, что и думать.
Тут я услышала, как на заднем плане что-то грубо и резко говорит Кимкин отец, словно автоматными очередями палит. Я отчетливо разобрала слово «лжет». Зашуршало, наверно, Татьяна Валерьевна прикрыла трубку рукой, выговорило торопливо:
– Ладно, Богдана, ложись и постарайся еще поспать. Все будет хорошо.
– Но вы мне позвоните, когда врачи скажут, в чем дело?!
– Обязательно. Все, отбой.
Глава шестая
Новая земля
Старейшина Владдух и в прежних своих богатых покоях всегда пробуждался раньше всех домочадцев, стоило лишь на востоке забрезжить светлой полоске. Вот и сейчас, едва небо из черничного сделалось лиловым, он разом открыл глаза. И по мере того как всплывали воспоминания о минувшей ночи, все шире распахивались выцветшие за годы очи старейшины.
Вчера он, сколько мог, все бродил по глубокому снегу, укутывал поплотнее хнычущих от холода детей, уговаривал старших перетерпеть всего лишь до рассвета. И мысленно прощался, и просил у каждого прощения за свою ложь. А когда начали гаснуть костры и лагерь погрузился в сон, устроился на последнюю ночевку и сам, прильнул спиной и затылком к теплому боку своего верного коня Вихрата. Вспомнил всех дорогих ему людей, родителей, покойную жену, двух убитых в городе сыновей, друзей веселой юности.
Помолился основательно всем идолам и духам, которые считались покровителями его народа. А потом до последнего, напрягая глаза, вглядывался в лицо Орлика, что сидел со своей невестой Деей у затухающего костра, накрыв ее и себя одной волчьей шкурой. Даже в последнюю ночь жизни они не посмели возлечь вместе, так и уснули сидя, привалившись друг к дружке и переплетя руки. Владдух видел, как белеют, покрываясь инеем, их волосы и мех дохи, а потом и видеть ничего уже не мог – холод склеил ресницы. Но еще слышал, как неспешно, поскрипывая настом, словно глумящийся над жертвой тать в ночи, приближается к стоянке их нынешний повелитель, тот, кто оказался сильнее всех божков, вместе взятых, – лютый мороз.
Но все же он проснулся. Ужас отравленной стрелой проник в сердце Владдуха: неужели вчера он позабыл какого-то из идолов, не отдал ему дань уважения, и тот в отместку позволил его жизни продлиться и увидеть мертвыми, обращенными в хрупкий лед всех тех, кого он любил? Или это наказание за то, что нерадиво правил своим народом, слишком доверял соседям и прозевал-таки опасность?
Заведя назад руку, Владдух провел ладонью по конскому боку – бок был теплый и мерно вздымался. Потом ощупал свои ноги, почему-то одеревеневшие, и быстро понял причину – на них спал, как на перине, свернувшись калачиком, старый пес Вук.
Старейшина посидел еще чуточку, отметив про себя, как стремительно наступает рассвет. Только что небо было темным омутом, но стремительно начало бледнеть, словно в черноту щедро вливали ведра родниковой воды. Скоро уже Владдух смог рассмотреть сына и Дею – они так и спали сидя, только сомкнутые прежде руки распались и теперь тонули едва не по локти в траве. В траве? Только сейчас старейшина сообразил, что там, где пару часов назад лежало сплошное снежное одеяло, теперь зеленела трава, щедро расцвеченная цветами и кустиками ягод.
Дея проснулась первой, широко распахнула глаза, повела головой – и улыбнулась во весь рот почти без удивления. Как будто ничего другого и не ждала увидеть. Склонила голову, приветствуя старейшину, и негромко поделилась с ним:
– Я так и говорила Орлику, что все будет хорошо. Вчерашние вечерние видения были так мрачны, что в них должно было скрываться хоть зернышко радости.
Вук, услышав голос своей любимицы, разом слетел с ног хозяина и рванул по траве выражать девушке свой восторг. Конечно же разбудил Орлика, который долго изумленно озирался, а потом весело крикнул отцу:
– Напрасно мы вчера мучились и искали вход. Он с самого начала был здесь, у нас под ногами!
Между тем лагерь просыпался, отовсюду слышались возгласы, смех и плач, счастливый визг ребятишек. Люди, не веря своим глазам, перебегали с места на место, пробовали ягоды, простирали руки к небу, теперь ласково-васильковому.
Тем временем старый Владдух внимательно озирал место, в котором они оказались. Что-то осталось прежним, пять яиц-валунов так и торчали на своих местах, но если вчера каждый из них тонул в снежном мареве и казался недостижимо далеким, то теперь они словно приблизились, окружили поляну и сверкали на солнце, точно сахарные. Да и сама поляна имела форму яйца, со всех сторон ее запирал удивительный смешанный лес, где елки чередовались с фруктовыми деревьями, чаще – знакомыми яблонями и вишнями, но были и другие, неизвестные, с разноцветными плодами. Владдух слышал, как его сын выкликал добровольцев, чтобы попробовать незнакомые фрукты, и, судя по веселым выкрикам и смеху, недостатка в таковых не было.
Воздух звенел от птичьих голосов, но вот странность: сколько ни закидывал старейшина голову, не разглядел ни одной птицы. В небе мельтешили вроде как клочки тумана, подкрашенные то красным, то синим, то несколькими цветами сразу. Владдух попенял на свои старые глаза да на слишком яркий солнечный свет.
