Западноевропейская поэзия XX века - [6]

облик, как снотворное в бокале,

в беспокойно блещущем зерцале,

и улыбку бросит в эту смесь.

И, когда запенится, вольет

волосы в глубь зеркала и, нежный

стан освободив от

белоснежной

ткани платья бального, начнет

пить из отраженья. Так она

выпьет все, о чем вздохнет влюбленный, —

недовольна, насторожена, —

и служанку кликнет полусонно,

лишь допив до дна и там найдя

свечи в спальне, шкаф и шум дождя…

СМЕРТЬ ВОЗЛЕ НАС Перевод В. Топорова

Великая молчунья возле нас

верна себе — и только. Никакой

нет почвы для острасток и прикрас.

Окружена рыданий клеветой,

стоит, как трагик греческий, она.

Не все на свете роли величавы.

Мы суетно играем ради славы,

а смерть играет, к славе холодна.

Но ты ушел со сцены, разрывая

малеванные кущи, — и в разрыв

свет хлынул, шум, упала ветвь живая,

действительностью действо озарив…

Играем дальше, реплики и жесты

всё машинальней воспроизводя.

Но ты, кому не стало в пьесе места,

но ты, кого не стало, — ты, уйдя,

действительностью подлинной проникнут,

врываешься в разрывы декораций —

и сброд актеров, паникой застигнут,

играет жизнь, не жаждая оваций.

ОСТРОВ Перевод Е. Витковского

1

Прибой скользит в береговом песке,

и все в пути разглаживает он, —

лишь островок приметен вдалеке.

Извилистою дамбой окружен

мир островка, и жители его

во сне родились; там века и предки

сменились молча; разговоры редки,

и каждый — как поминки для того

необъяснимого и наносного,

что к ним морской волной занесено.

И это все, что взору их дано

с младенчества; как много здесь чужого,

того, чем беспощадно и сурово их

одиночество угнетено.

2

За круглым валом спрятан каждый дворик,

как в лунном цирке; деревца стоят,

удел которых по-сиротски горек

и жалок; буря много дней подряд

муштрует и причесывает их

всех ровно. По домам при непогоде

сидят семьей, и в зеркалах кривых

разглядывают — что там на комоде

за редкости? Под вечер за ворота

один из сыновей идет, и что-то

плаксиво на гармонике ведет —

в чужом порту так пелась песнь чужая.

А вдалеке, клубясь и угрожая,

над внешней дамбой облако растет.

3

Здесь только замкнутость, и ей чужда

другая жизнь, и все внутри так тесно

и переполнено, и бессловесно;

и остров — как мельчайшая звезда:

простор вселенной в грозной немоте

ее крушит, не глядя. И она,

неслышная и в полной темноте,

одна,

чтоб отыскать предел в просторе этом,

по собственному, смутному пути

пытается наперекор идти

галактикам, светилам и планетам.

ДЕЛЬФИНЫ Перевод К. Богатырева

Те — царившие — своим собратьям

разрешали приближаться к трону,

и каким-то странным восприятьем

узнавали в них родных по статям,

и Нептун с трезубцем, и тритоны,

высоко взобравшись над водой,

наблюдали сверху за игрой

этих полнокровных, беззаботных,

столь несхожих с рыбами животных,

верных людям в глубине морской.

Весело примчалась кувырком

теплых тел доверчивая стая

и, переливаясь серебром,

и надеждой плаванье венчая,

вкруг триремы сплетясь венком,

словно опоясывая вазу,

доведя блаженство до экстаза,

виснет в воздухе одно мгновенье,

чтобы тут же, снова скрывшись в пене,

гнать корабль сквозь волны напролом.

Корабельщик друга виновато

ввел в опасный круг своих забот

и измыслил для него, собрата,

целый мир, поверив в свой черед,

что он любит звуков строй богатый,

и богов, и тихий звездный год.

ЕДИНОРОГ Перевод К. Богатырева

Святой поднялся, обронив куски

молитв, разбившихся о созерцанье:

к нему шел вырвавшийся из преданья

белесый зверь с глазами, как у лани

украденной, и полными тоски.

В непринужденном равновесье ног

мерцала белизна слоновой кости,

и белый блеск, скользя, по шерсти тек,

а на зверином лбу, как на помосте,

сиял, как башня в лунном свете, рог

и с каждым шагом выпрямлялся в росте.

Пасть с серовато-розовым пушком

слегка подсвечивалась белизной

зубов, обозначавшихся все резче.

И ноздри жадно впитывали зной.

Но взгляда не задерживали вещи —

он образы метал кругом,

замкнув весь цикл преданий голубой.

ПЕСНЯ МОРЯ Перевод В. Леванского

Выдох древних морей,

бурный Борей,

ты не чужой и ничей,

ветер ночей.

Выйду на берег скорей —

спорит со мной

выдох древних морей,

ветер ночной.

Только для древних скал

воет простор.

Как налетает шквал!

Стонет инжир сквозной —

как он руки простер

там, под луной!

* * *

«Не воздвигай надгробья. Только роза…» Перевод Г. Ратгауза

Не воздвигай надгробья. Только роза

да славит каждый год его опять.

Да, он — Орфей. Его метаморфоза

жива в природе. И не надо знать

иных имен. Восславим постоянство.

Певца зовут Орфеем. В свой черед

и он умрет, но алое убранство

осенней розы он переживет.

О, знали б вы, как безысходна смерть!

Орфею страшно уходить из мира.

Но слово превзошло земную твердь.

Он — в той стране, куда заказан путь.

Ему не бременит ладони лира.

Он поспешил все путы разомкнуть.

* * *

«Где-то есть корень — немой…» Перевод 3. Миркиной

Где-то есть корень — немой,

в недрах, глубоко,

сросшийся с древнею тьмой,

с тишью истока.

Головы в шлемах, белей

кудри, чем луны,

братство и брани мужей,

жены как струны.

С веткою ветвь сплетена

гуще, теснее…

Только вот эта одна

вырвалась. Тянется ввысь.

О, не сломайся! Согнись

в лиру Орфея!

* * *

«Я шел, я сеял; и произрастала…» Перевод И. Озеровой

Я шел, я сеял; и произрастала

судьба, мне щедро за труды воздав,

но в горле слишком прочно кость застряла,

естественной, как в рыбьем теле, став.