Западноевропейская поэзия XX века - [155]

Стихи Тардье изданы в переводе М. Кудинова в 1973 г. изд-вом «Прогресс».

ГЛАВНЫЕ ЗАТРУДНЕНИЯ

Месье надевает носки —

Месье их с него снимает.

Месье надевает штаны —

Месье их на нем разрывает.

Месье надевает рубашку,

Месье надевает манишку,

Месье надевает подтяжки,

Месье надевает пиджак —

Месье их с него срывает,

и полный царит кавардак.

Когда Месье на прогулке —

Месье остается дома.

Здесь все для Месье привычно

Месье здесь все незнакомо.

Когда резвится Месье —

хранит Месье воздержанье.

Когда он речь произносит —

он пребывает в молчанье.

И если в городе он —

он уезжает на дачу.

Когда он спокоен, то, значит,

он беспокойством охвачен.

Когда он смеется, то плачет.

Не спит он, когда засыпает…

Едва только солнце взошло,

ночь на земле наступает.

И, право же, дух спирает,

когда замечаешь в конце,

что он то один, то их двое,

то сидя, то лежа, то стоя,

и снова то сидя, то стоя

в двух лицах, в одном лице.

Он надевает шляпу,

снимает шляпу, включает

и выключает свет;

но в шляпе или без шляпы,

со светом или без света —

вечно покоя нет.

МОГИЛА МЕСЬЕ МЕСЬЕ

В сгустившейся тишине,

где слов не слышно совсем,

Месье говорит с Месье,

словно Никто с Никем.

— Месье, когда смерть придет

и каждый из нас умрет,

похоже будет тогда,

что не было нас никогда!

едва я уйду без возврата,

кто скажет, что жил я когда-то?

— Месье, — отвечает Месье, —

вы правы, и тем не менее

кто скажет, я есть или нет

сейчас и в любое мгновение?

Так быстро время уходит,

что я, когда рассуждаю

(глагол в настоящем времени,

изъявительное наклонение),

я, право, не тот уж, кем был

в предшествующее мгновение.

Прошедшее время тоже

сюда подойти не может.

Здесь нужно, чувствую я,

наклонение небытия.

— Согласен, — Месье говорит, —

и в наклонении этом

о жизни своей поведу я рассказ,

о жизни обоих нас:

мы не рождались,

не подрастали,

не увлекались,

не ели, не спали,

мы не любили

и не мечтали…

Мы с вами никто!

И мы ничего

не видели и не знали.

МЕТАМОРФОЗЫ

В потемках Истории,

в сумраке ночи

иду я на ощупь,

всему удивляясь,

иду, спотыкаюсь,

и худо мне очень.

Я шляпу беру —

оказалась лягушка.

Жену обнимаю —

а это подушка.

Погладил кота —

оказался утюг.

Окно открываю —

и чувствую вдруг,

что сырость чулана

в лицо мне струится;

я за чернильницу

принял мокрицу,

почтовый ящик —

за мусорный ящик,

свисток паровоза —

за птичьи трели,

гудок машины —

за умное слово,

плач принял за смех,

тьму принял за свет,

смерть принял за жизнь,

а себя — за другого.

ЖАН ФОЛЛЕН Перевод М. Кудинова

Жан Фоллен (1903–1971). — Нерифмованные и не скованные нормами традиционной метрики, но подчиненные строгой внутренней архитектонике, стихи Фоллена напоминают натюрморты Шардена или отдельные фрагменты картин Вермеера; его обстоятельные и внешне неброские описания обыденных вещей таят в себе глубокий гуманистический подтекст. Основные сборники: «Теплая ладонь» (1933); «Времяпрепровождение» (1943); «Существовать» (1947); «Избранное» (1956); «Часы» (1960); «После всего» (1967).

ЖИЗНЬ

Родился ребенок,

окруженный безбрежным пейзажем.

Полвека спустя

он был убит на войне.

Кто помнит теперь,

как однажды

поставил он у порога

тяжелый мешок,

из которого выпали яблоки

и по земле покатились,

и шорох катящихся яблок

смешался со звуком мира,

где пели беззаботные птицы.

ТАЙНА

Терпкая тайна жизни,

в чем ты? Где ты таишься?

Иногда

в лихорадочном городе

вдруг

с лесов новостройки

срывается тихий рабочий.

Но воздух весенний

по-прежнему пахнет сиренью.

Цепкое горе

находит пристанище в теле прекрасном.

Зверь засыпает в жилище,

которое строили люди.

Мирные дни догорают…

А войнам

не видно конца.

ЖАН ТОРТЕЛЬ Перевод И. Кузнецовой

Жан Тортель (род. в 1904 г.). — Первый сборник, «Прижизненное» (1940), чуждый всякого намека на внешнюю эффектность, пронизан теплотой и задушевностью; каждое его стихотворение — это плод внутренней радости, которой поэт хочет поделиться с людьми. Конкретная образность, мелодичность, тяга к философскому осмыслению бытия характерна для сборников «Стихи дня и ночи» (1944), «Открытые города» (1966), «Пределы взгляда» (1971).

«Немое, гладкое и совершенно…»

Немое, гладкое и совершенно

Круглое бывает солнце

Зимой, далекое,

Взгляд в никуда.

В нем нет огня, перед закатом рыжий

Круг над платанами

Не возвещает ничего,

Ни бури, ни грозы.

Едва окрашена к полудню,

Вся бледность неба кажется раствором

Пустой, лишенной тени синевы.

Но не зеленой синевы глубокой,

А бесплотной.

* * *

«Ржавые листья, разжатые руки…»

Ржавые листья, разжатые руки,

Выпускают небо, ослабев.

Неужто все пропало, все погибло?

Как быть, безропотно упасть

К ногам прохожих, к черным лужам?

А было трепетом пронизано пространство.

Тот день переполняло ликованье,

Готовясь очертанья обрести.

Я центром был.

Влекомым ли куда-то, неподвижным, сам не знаю,

Ферментом, пугалом или соблазном.

И вот стою теперь,

Спасая шляпу и пальто от ветра,

И синим пламенем охвачена равнина.

* * *

«Свет неприкаянный и мрак…»

Свет неприкаянный и мрак

Зеленый в спальне

Тянулись молнии всю ночь

К незрелым всходам

По крышам дождь стучал

Дороги вглубь ушли

Разверзлась твердь

И не было шагам защиты

Царила тьма и человек лежал

Обезоружен сном и влажное плечо

Отодвигало грохот и огонь

Но вот косые тени утра

И ставни смещены

Оцепенелым взглядом

Он ничего пока не узнаёт

Лишь некую исчезнувшую грань