Западноевропейская литература ХХ века - [82]

На рубеже 80 – 90-х годов заканчивается эпоха влияния гуманитарных наук на художественное творчество. Сходят со сцены Р. Барт, Ж. Лакан, М. Фуко. Общий скепсис к теориям, идеологиям обусловил пеструю мозаику литературного процесса пос-

ледних десятилетий XX столетия, названных Б. Бленкеманом «эпохой перемен». Исчезают школы, направления, манифесты, нет больше самопровозглашенного авангарда; возникает новое качество литературы – «утверждение сомнением». Общей тенденцией французского романа становится «ренарративизация», создание новых повествовательных стратегий. «Требуется вновь усилить вымысел и воображение. Это означает не отрицание прошлого или китча, в котором мы все живем, но скорее способ их использования при разрушении стереотипов и штампов и создании эстетики гибридных форм».

Эстетика «гибридных форм» создает новую модель романа, обусловленную размыванием жанровых границ (эссе, романа, философского дискурса, поэтической прозы), использованием механизмов и стереотипов массовой литературы (приключенческого, фантастического, детективного жанров). Новые повествовательные стратегии, обогащенные магией воображения и фантазии, разрушают границы элитарной и массовой литературы, завоевывают широкую читательскую аудиторию. Эта тенденция к смешению жанров была характерна не только для литературы 80-х годов, но и для всех видов искусства: инсталляции, арт-видео. Критики единодушны в своем утверждении, что роман вновь возвращается к своей первоначальной функции – рассказыванию историй, но уже с учетом новых подходов к реальности, языку, психологии, сформированных идеями Ж. Лакана, М. Фуко, Р. Барта, Ж. Деррида. Новая художественная практика обусловлена сменой эстетических парадигм: от «чистой формы» последнего авангарда роман движется к смешению жанров; от радикального разрыва с традицией – к ее реконструкции.

В многообразии литературного процесса 80 – 90-х годов французской критикой выделяются основные идеологические парадигмы: с одной стороны – доминанта постмодернистской идеи «конца», с другой – восприятие истории, имеющей очертания как прошлого, так и будущего; возрождение идеи преемственности традиций как прочного фундамента обновления, эволюционирования романа. Постмодернистская идея «конца» получает свое продолжение в творчестве писателей, пришедших в литературу в 80-е годы: П. Киньяра, А. Надо, П. Мишона, Ж. Масе, А. Боррера, К.-Л. Комбе. История рассматривается этими писателями как «чтение знаков», определяемых лакановской идеей симулякра и понятием «следа», введенным Ж. Деррида: «...След – это то, что остается от исчезнувшего объекта, некое туманное, интуитивно схватываемое указание на объект». В результате рождаются альтернативные общепризнанным канонам исторические и биографические версии. Новые «контристории», или «новые мемуары», получают определение «автобиографического вымысла», или «вымышленной биографии» (autofiction), введенное в литературный контекст С. Дубровски в 1977 г. в романе «Нити» / «Сын» [«Le Fils»].

В качестве романных сюжетов в моду входят альтернативные версии биографий знаменитых людей. Д. Ногезе в «Трех Рембо» («Trois Rimbaud», 1986) сочиняет блестяще выдуманную историю французского поэта, доказывая, что Рембо вовсе не умер в 1891 г., а прожил до 30-х годов XX столетия, создав в 1925 г. свой шедевр «Черное евангелие». Воображаемое путешествие Рембо по Абиссинии описывает А. Боррер в романе «Рембо в Абиссинии» («Rimbaud en Abyssinie», 1984). По версии П. Мишона, в романе «Рембо-сын» («Rimbaud le fils», 1991) уникальность таланта поэта – результат вечного «поединка» с властолюбивой, деспотичной матерью. В романе К.Л. Комбе «Тернии жизни» («Blesse ronce noir», 1995) трагическая жизнь австрийского поэта Г. Тракля дополняется «новой» историей, порожденной авторским воображением, – историей инцеста. Ж. Масе заново сочиняет историю жизни знаменитого египтолога Ж.-Ф. Шамполлиона в романе «Последний из египтян» («Le Dernier des Egyptiens», 1988).

В одном из интервью 1991 г. Ж. Масе так охарактеризовал особенности «вымышленной биографии»: «Интерпретировать, толковать и выдумывать свою собственную жизнь, вкладывая ее в "другого", – это задача поэзии, выраженная воспроизведением различных персонажей. Но эти персонажи зачастую появляются благодаря незначительной детали и являются как бы "подставными". От одного рассказа к другому, от отзвуков к ассоциациям звучит голос повествователя, память которого за пределами личных воспоминаний и который как бы иллюстрирует народную мудрость: "Скажи мне, кого ты ненавидишь, и я скажу, кто ты"». В «автобиографическом вымысле» сливаются фантазии, видения авторского подсознания, размываются границы между дискурсом о себе, повествованием о жизни «другого» и художественным вымыслом.

Переживание истории как энтропии характерно для творчества П. Бергуньу и А. Надо. В романах А. Надо «Изнанка времени» («Envers du temps», 1985), «Физическая пустыня» («Desert physique», 1987), «Книга проклятий» («Le livre de maledictions», 1995) история – это текст, способный описывать исчезнувшие цивилизации, несуществующие вещи. Притом допускаются разнообразные прочтения в зависимости от мировоззренческих и ценностно-смысловых стереотипов каждой культурной эпохи. Время и пространство – условные категории, границы между которыми размыты: античность сближается со Средневековьем, доисторические времена – с современностью.