Запад – Восток. Записки советского солдата 1987–1989 гг - [8]
Старшина роты — прапорщик Марченко, похожий на Тараса Бульбу. Молчаливый, коренастый, с большими свисающими усами, он поддерживал порядок в роте своими «методами». Огромный кулак прапора часто оставлял отметины на груди несчастных солдат нашей роты. Принадлежность именно к нашей роте можно было определить по погнутым ручищами Марченко пуговицам гимнастерки. Пуговицы в районе груди бойцов нашей роты были, как правило, сплющены волосатой рукой-кувалдой нашего старшины. Еще он любил больно щипать дневальных, указывая, например, на лежащую на полу нитку. Сцена — извивающийся от боли провинившийся солдатик и стоящий рядом прапорщик Марченко, намертво зажавший своими пальцами трепещущую плоть, — была для нас привычна. Но особой обиды на него не было, делал он это не унижая человеческого достоинства, как бы играя. Хотя участвовать с ним в таких играх желающих не было.
Вообще, командиров своих оценивать довольно сложно. Часть из них мне казались грубыми и несправедливыми.
«А как бы ты на их месте себя повел?» — спрашиваю я себя. И солдаты, проходящие срочную службу, далеко не ангелы. Да и служат офицеры в экстремальных условиях не один год. Жилищные условия у многих из них не ахти. После работы более пяти лет на одном месте начинается профессиональная деформация, а офицеры и прапорщики служили десять, пятнадцать, двадцать и более лет в экстремальных условиях. На Дальнем Востоке, куда после учебки я отправился продолжать службу, условия жизни офицеров были стократ хуже, чем на Украине. Снабжение отвратительное. Когда привозили молоко в гарнизонный магазин, это было событием для семей военнослужащих.
В армии должна быть дисциплина. А дисциплина без насилия невозможна. Это понятно. Но хотелось и человеческого отношения к себе. За два года я ни разу не был в отпуске дома. Ладно, допустим, не заслужил. И ни один офицер или прапорщик не поинтересовался моей жизнью, моими проблемами, моим настроением. А как этого иногда хотелось!
В нашей роте постепенно нарастала нервозность, возникали стычки между солдатами. Так называемые неуставные взаимоотношения в армии пресечь вообще невозможно. В мужском коллективе, состоящем из разных национальностей (в нашем 34-м «бронебойно-зажигательном» взводе служили русские, украинцы, эстонцы, татары, узбеки, азербайджанцы, грузины, казахи), постоянно находившемся под давлением, нервозность возрастала. Между задерганными, нервными солдатами возникали ссоры, стычки, драки. И хотя в учебке царил порядок, жесткий контроль, здесь не было старослужащих (кроме сержантов), — конфликты были.
Способствовало этому так называемое воспитание коллективом. Например, день наш заканчивался командой «Отбой». До этой команды прилечь и даже присесть на кровать запрещалось. И вся рота, более ста человек, за 45 секунд должна моментально лечь в свои кровати, готовыми ко сну.
Спальное помещение представляло собой достаточно большой квадрат, где в два яруса стояли близко расположенные друг к другу железные кровати со скрипящими, провисшими железными сетками. Площадь между кроватями была небольшой, что приводило к сутолоке и неразберихе. Четверо солдат мешали друг другу, пытаясь первыми нырнуть под одеяло. В случае же подъема с верхнего яруса прыгали на головы солдат, кровати которых были расположены на «первом этаже». Кстати, первоначально мы жили в очень старой казарме, которая отапливалась печами, находившимися тут же. В ней было сыро и зябко. Печи не прогревали большую площадь, несмотря на относительно теплую погоду. Спустя нескольких недель мы переселились в новую казарму на территории части.
— Три скрипа, и я поднимаю роту, — прикалывался один из сержантов. И конечно, рота поднималась и строилась. Это называлось — «сон-тренаж».
Служил в нашем взводе Митя Рабан из Ленинграда. Высокий, сгорбившийся, вечно тормозящий, нескладный, чем-то напоминавший динозавра. Ноги его были постоянно полусогнуты, на здоровенном мясистом носе держались очки в роговой оправе, неслабые линзы причудливо искажали Митин взгляд. Взгляд испуганного, сломленного придурка. Он не всегда мог сразу взобраться на свою койку (она находилась на втором уровне, то есть втором ярусе). Митя падал, сопел, и весь взвод или рота поднималась заново. «Чмо», «урод», «тварь» раздавалось из разных углов.
В строю его тыкали, пихали. Вано Маргарашвили, 120-килограммовый грузин, шептал Мите:
— Ты чмо, урод. Мэта п… рас — пэрвый клясс.
В глазах Мити был неописуемый ужас. Он готов был расплакаться, упасть в ноги, молить о пощаде, лишь бы его не трогали.
— Вано, братан, прости, — заискивающе смотрел он в глаза жирному грузину. А в этот момент узбек Рахимов и татарин Абдурахманов пинали его, пока не видели сержанты.
В армии мы все становились намного жестче, иначе не выжить. Этому способствовала обстановка. Злость и ярость. Сколько таких отвратительных сцен было за время моей службы. Ты становишься глух к жестокости. Насилие рассматривалось как само собой разумеющееся. Но жалости к таким людям у меня не было (как, впрочем, и злости), зачастую они сами были виноваты в том, что к ним так относились сослуживцы.
Бундовский «адик» в переводе с жаргона российских коммерсантов первой перестроечной волны (начала 1990-х годов) — спортивный костюм фирмы «Адидас» в подлинном, немецком, исполнении. В какой-то степени это и символ эпохи, и символ мечты энергичных, предприимчивых молодых людей того времени, погнавшихся за изменчивой фортуной. Повесть Е. В. Суверова автобиографична, в ней он рассказывает о своей студенческой жизни в начале 90-х годов, о своих друзьях и о том, как повлияло на них и их жизнь «время перемен».
Автор — полковник Красной армии (1936). 11 марта 1938 был арестован органами НКВД по обвинению в участии в «антисоветском военном заговоре»; содержался в Ашхабадском управлении НКВД, где подвергался пыткам, виновным себя не признал. 5 сентября 1939 освобождён, реабилитирован, но не вернулся на значимую руководящую работу, а в декабре 1939 был назначен начальником санатория «Аэрофлота» в Ялте. В ноябре 1941, после занятия Ялты немецкими войсками, явился в форме полковника ВВС Красной армии в немецкую комендатуру и заявил о стремлении бороться с большевиками.
Выдающийся русский поэт Юрий Поликарпович Кузнецов был большим другом газеты «Литературная Россия». В память о нём редакция «ЛР» выпускает эту книгу.
«Как раз у дверей дома мы встречаем двух сестер, которые входят с видом скорее спокойным, чем грустным. Я вижу двух красавиц, которые меня удивляют, но более всего меня поражает одна из них, которая делает мне реверанс:– Это г-н шевалье Де Сейигальт?– Да, мадемуазель, очень огорчен вашим несчастьем.– Не окажете ли честь снова подняться к нам?– У меня неотложное дело…».
«Я увидел на холме в пятидесяти шагах от меня пастуха, сопровождавшего стадо из десяти-двенадцати овец, и обратился к нему, чтобы узнать интересующие меня сведения. Я спросил у него, как называется эта деревня, и он ответил, что я нахожусь в Валь-де-Пьядене, что меня удивило из-за длины пути, который я проделал. Я спроси, как зовут хозяев пяти-шести домов, видневшихся вблизи, и обнаружил, что все те, кого он мне назвал, мне знакомы, но я не могу к ним зайти, чтобы не навлечь на них своим появлением неприятности.
Изучение истории телевидения показывает, что важнейшие идеи и открытия, составляющие основу современной телевизионной техники, принадлежат представителям нашей великой Родины. Первое место среди них занимает талантливый русский ученый Борис Львович Розинг, положивший своими работами начало развитию электронного телевидения. В основе его лежит идея использования безынерционного электронного луча для развертки изображений, выдвинутая ученым более 50 лет назад, когда сама электроника была еще в зачаточном состоянии.Выдающаяся роль Б.
За многие десятилетия жизни автору довелось пережить немало интересных событий, общаться с большим количеством людей, от рабочих до министров, побывать на промышленных предприятиях и организациях во всех уголках СССР, от Калининграда до Камчатки, от Мурманска до Еревана и Алма-Аты, работать во всех возможных должностях: от лаборанта до профессора и заведующего кафедрами, заместителя директора ЦНИИ по научной работе, главного инженера, научного руководителя Совета экономического и социального развития Московского района г.