Занзибар, или Последняя причина - [46]
Море перед ним было темным. Таможенный катер давно исчез, и не было видно ни одного фонаря на рыбачьей лодке. Ветер с силой гнал волны к берегу, где они, после сильного удара, разбивались; но Кнудсен чувствовал, что буря ослабевает; уже теперь промежутки тишины между порывами ветра становились все более продолжительными. Зато небо постепенно затягивалось почти сплошной пеленой облаков.
Кнудсен встал, сунул трубку в карман и обернулся, услышав какие-то звуки. Он увидел группу людей, направляющуюся вдоль опушки леса к нему: сначала юнгу, потом Грегора, а за ним женщину; еще прежде, чем Кнудсен осознал собственное изумление, они уже были возле него.
— Халло, — сказал Грегор, — на тебя можно положиться.
После того как они прибыли на другую сторону полуострова, он снова завернул фигуру в одеяло и теперь протянул сверток Кнудсену.
— Вот тебе твой парень, — сказал он. — Доставь его куда положено в целости и сохранности.
Кнудсен не шевельнулся. Он пристально смотрел на Юдит.
— А это еще кто? — спросил он. — Чего ей здесь надо?
— Еще один пассажир, — ответил Грегор с наигранной бодростью. — Эта девушка — еврейка, — добавил он. — Ей необходимо бежать за границу.
— Так, — насмешливо сказал Кнудсен. — Ей, значит, необходимо за границу.
Он отвернулся и сказал юнге:
— Бери сверток и пошли! Мы уходим.
Грегор одним прыжком оказался около Кнудсена и схватил его за руку.
— Значит, ты отказываешься взять ее с собой? — спросил он.
Кнудсен остановился и сбросил руку Грегора.
— Да, — резко ответил он, — представь себе, именно отказываюсь.
Грегор подошел к юнге и передал ему пакет. Он обратил внимание, как осторожно, почтительно парень взял сверток. Потом Грегор снова подошел к Кнудсену.
— Сколько тебе нужно времени, — спросил он, — чтобы решить, берешь ты девушку или нет?
— Это небось твоя девушка? — спросил Кнудсен.
К нему снова вернулась ярость, которую у него вызывал Грегор. Он не знал, что это была ярость, направленная против партии, только вымещал он ее на Грегоре. Именно в этом отщепенце воплощалась для него партия; партия, которая бросила его, Кнудсена, на произвол судьбы.
— Оставьте его! — сказала Юдит Грегору. — Вы не смеете его заставлять!
— Заткнитесь! — грубо сказал Грегор. — Это касается только нас двоих.
— Кончайте представление! — возмутился Кнудсен. — Тебе незачем называть свою девицу на «вы».
— Послушай, — сказал Грегор, — веришь ты или нет, но она не моя девушка. Она еврейка, и за ней гонятся. Я знаком с ней три часа. Я подхватил ее в порту, после того как она попыталась уйти на шведской посудине.
— Даже если это так, — упрямо ответил Кнудсен. — Три часа не так уж и мало. Наверняка ты в нее втрескался.
Он сказал это наобум и в темноте ночи, окружавшей их, а потому не мог увидеть, как покраснел Грегор.
— Пошли! — повторил он, обращаясь к юнге. — Пора.
— Приятель, — сказал Грегор, — мы должны ей помочь.
Он почувствовал, что Юдит уже сдалась. Она отвернулась и прошла несколько шагов по берегу.
— Здорово ты все придумал, — сказал Кнудсен. — Если я возьму на борт девчонку, то, собственно, почему бы мне не взять и тебя — ты ведь так решил, а?
Грегор чувствовал, что не может переубедить этого застывшего в своих разочарованиях рыбака. Тем не менее он сказал:
— Я не еду, ни в коем случае. Чтобы выбраться отсюда, ты мне не нужен.
— Тогда возьми ее с собой, — возразил Кнудсен, — раз ты чувствуешь себя таким сильным.
Какое-то мгновение Грегор обдумывал эту мысль. Возможно, это было бы самое лучшее, но и самое опасное. И кроме того, он хотел остаться один. Он хотел уйти отсюда один и там тоже хотел быть один. Один, как этот деревянный парнишка, пребывать в таком же одиночестве, как он, хотел встать и уйти, куда глаза глядят, когда начитается вдоволь.
Если я возьму эту бабенку, подумал Кнудсен, все мои планы летят вверх тормашками. Фигуру я могу выбросить за борт, а девушку — нет. Он увидел, как колышется на воде его катер, и подумал: проклятье, я хочу привезти домой рыбу, я хочу остаться с Бертой и ждать, когда исчезнут эти и вернется партия. А если эти останутся навсегда, а партия уже не вернется, тогда тем более бессмысленно ставить на карту свою жизнь, и лодку, и Берту ради какой-то еврейской девчонки и святого из церкви. И уж тем более ради того, что придумал этот парень, называющий себя Грегором, ради какой-то «акции», которая не имеет никакого отношения к партии, акции, которую задумал этот дезертир, ради личного дела.
