Занзибар, или Последняя причина - [45]

Когда полицейский катер, промчавшись мимо маяка, исчез за острием Лоцманского острова, юнга сказал, что теперь они могли бы рискнуть пройти напрямую к полуострову. Они повернули лодку и попали в струю по путного ветра. Грегор все продолжал удивляться, как мелководен залив, иногда они веслами касались дна, в некоторых местах было совсем мелко, не более полуметра до дна; когда Грегор наклонялся над водой, ему казалось, что песчаное дно светится. Потом он снова посмотрел на Юдит, которая сидела, очень прямая и какая-то скованная, на своей скамье, так что он даже удивился, пока она не сказала:

— Я окоченела от холода.

Грегор бросил весла и сунул руку под сиденье, чтобы достать сверток.

— Нет, оставьте! — сказала она.

Но он уже начал развязывать ремни и извлекать фигуру из одеяла. Он осторожно поставил ее сзади себя, прислонив к средней скамье, чтобы она не мешала ему грести, потом встал и положил одеяло Юдит на плечи. Во второй раз этой ночью он очень близко увидел ее лицо, оно утратило выражение избалованности и изысканности, это было замерзшее, бледное, растерянное лицо, в котором юность трепыхалась, как потревоженная во сне птица, робко и словно привидение.

Через четверть часа они достигли Лоцманского острова. Лодка легко причалила к песчаному берегу.

ЮНГА

Всю последнюю часть путешествия он неприязненно смотрел на фигуру; прислоненную к спине гребущего Грегора. Все это время его глаза буквально не могли оторваться от деревянного существа.

Это же фигура из церкви, подумал юнга; сам он не был в церкви с конфирмации, познал, что фигура точно была из церкви, он помнил ее с детского богослужения, и во время конфирмации часто проходил мимо нее, когда конфирмантов позвали к причастию к главному алтарю. Вот почему пастор сегодня разговаривал с Кнудсеном, все дело в этой фигуре, ее надо тайно вывезти из страны. Но зачем нужно было тайно перевозить фигуру из церкви, это было непонятно и даже смешно. Мне все-таки придется спросить Кнудсена, подумал юнга, к чему тайно увозить за море изображение парнишки, который ничего особенного не делает, просто читает. И какое отношение к этому имеют мужчина и девушка? Или они оба пойдут с ними пассажирами? Да какая разница, подумал он, фигура поедет в любом случае, а раз так, то и я поеду. Если она бежит из страны, то и я убегу. Он подтолкнул шлюпку как можно сильнее к берегу и закрепил ее канатом к столбу.

КНУДСЕН — ГРЕГОР — ЮДИТ

Около двух часов Кнудсен пришвартовал «Паулину» к буне со стороны моря на Лоцманском острове. Он точно знал все каменные перемычки; буна, находившаяся на уровне западной стороны рощицы, выдавалась в море настолько, что он мог спрятать за ней свое широкое, плоское судно почти целиком, до самого носа. Закрепив «Паулину» двумя канатами, обмотанными вокруг мощных камней — работа с якорем могла привлечь внимание людей на маяке, — он увидел моторную лодку таможенной полиции, выходящую из устья залива и взявшую курс норд-норд-вест. Кнудсен знал, что они патрулировали отрезок водного пространства на линии между Фемарном и Рерикским заливом; по другую сторону этой линии особой опасности не было, ему нужно прямехонько двигаться на север, к датским островам, Лолланду и Фальстеру, а затем под защитой датских территориальных вод он мог добраться до шведского берега и, держась ближе к земле, попасть в Скиллинг. С таким судном, как «Паулина», он может уже после обеда быть в Скиллинге, а на следующее утро вернуться в Рерик… Но его не будет две ночи и один день, и вернется он к тому же без рыбы, чему, разумеется, все удивятся; да ему очень повезет, если обойдется без пересудов. Было бы легче переправить идола в Фальстер, подумал Кнудсен, но по какой-то причине пастор желал, чтобы фигуру доставили в Швецию. Кнудсен плохо представлял себе, как с ним обойдутся в Дании, если он появится там с этой фигурой; наверняка примут его за вора, обчищающего церкви. Значит, не остается ничего другого, как везти фигуру главному пастору в Скиллинге, тот наверняка в курсе дела и не удивится моему появлению. Вот дерьмо, подумал Кнудсен, вся история сплошное дерьмо, и вдруг ему пришла в голову мысль: а возьму-ка я и выброшу эту штуку за борт, как только выйду подальше в море, это самое простое, а сам пойду за треской и завтра с горой рыбы вернусь домой, к Берте, и никто меня ни о чем не спросит, и я буду жить спокойно.

Он взобрался на буну и пошел по ней, пока не достиг берега; это был каменистый берег, с проплешинами песка среди грубой гальки. Рощица казалась темной на фоне неба. Кнудсен знал, что это не настоящий лес, а всего лишь огороженный лесной заповедник, состоящий из низеньких молодых сосенок. Через регулярные промежутки времени над ними мелькал свет маяка, но он не охватывал их, а лишь бегло касался и сразу уходил дальше на запад к побережью полуострова. Кнудсен хорошо выбрал место. Он сел на камень, вытащил трубку и раскурил ее, да так, что его фигура скрывала вспыхнувший огонек спички от маяка. Он принялся ждать. Кнудсен вдруг почувствовал себя очень хорошо, он ощущал, как его покидает тревожная забота, и объяснялось это решением, которое все больше укоренялось в нем; это простая и практичная идея, подумал он, я, видно, совсем спятил, что не подумал об этом раньше. И это даже не предательство, сказал он себе, потому что фигуру — он даже мысленно не называл ее больше «идолом» — следовало лишь спасти от