Занзабуку - [64]

Внезапно Цезарь оборвал свои рассуждения на полуслове, и автомобиль замер на месте. Две львицы стояли у обочины дороги, как будто поджидая нас. Мы остановились в пятнадцати футах от них, наши фары были направлены прямо на львиц. Они также, казалось, более наслаждались светом, чем боялись его. И они тоже не выказывали враждебности, у них на мордах было написано лишь изумление и любопытство. Одна из львиц повернулась к своей подруге, чтобы обсудить наше появление, но той мы, вероятно, уже наскучили. Она широко зевнула, и мы увидели ее смертоносные клыки и окончательно убедились, что она нас нисколько не боится.

Стекло с моей стороны было опущено, и внезапно я почувствовал, что рядом находится какой-то большой зверь. Волосы у меня на затылке стали дыбом прежде, чем я понял, что меня испугало. Но раньше чем я осознал, что лев может, протянув лапу, дотронуться до меня, он шагнул вперед и оказался на свету. Огромный зверь повернулся, сел перед радиатором и стал рассматривать нас.

Не менее пяти минут — а это подобно вечности в таких положениях — львы разглядывали нас. Я знал, что в автомобиле мы в безопасности и, оправившись от первого испуга, с интересом наблюдал за этими великолепными и в высшей степени самоуверенными животными, стоявшими так необычно близко ко мне.

Я видел, как они дышат, как играют мышцы на их морде, как они поднимают носы и нюхают ночной воздух или поворачиваются друг к другу и шепчутся о чем-то.

В конце концов одной из львиц все это окончательно надоело. Она подошла к радиатору, обнюхала его и убедилась, что ничего не потеряет, если покинет нас. Ее подруга последовала ее примеру, а затем они обе удалились в кустарник, не удостоив нас более даже беглым взглядом. Лев посмотрел на них, посмотрел на нас и пошел за львицами. Все это было чудесно, но ночью я не мог снимать.

Во время первого путешествия мне не удалось заснять львов и на плато Серенгетти, где мы встретили стаю из семи львов: двух самцов, четырех львиц и одного шестимесячного львенка. Освещение было хорошим, львы находились всего в двухстах футах от нас, но они оказались слишком боязливыми.

Цезарь остановил автомобиль, и вся стая медленно двинулась к нам, чтобы получше все осмотреть. Когда львы оказались в двадцати пяти футах от автомобиля, Цезарь поднял «лейку». В то же мгновение шестеро взрослых львов помчались вверх по холму, а львенок — по равнине в противоположном направлении, поджав между ногами хвост и визжа, как испуганная собачонка.

Встретив позднее окружного комиссара, я рассказал ему о встрече с трусливыми львами. Он рассмеялся. «Да, это необычно, но я думаю, что могу объяснить их поведение. Несколько дней назад большая стая львов напала на крааль масаев и перерезала много скота. Я направил туда нескольких солдат, которые застрелили кое-кого из этой банды. Возможно, встреченная вами семерка тоже входила в нее. Когда они увидели «лейку» в руках Цезаря, они вспомнили ружья, из которых недавно были убиты их товарищи. И они поспешили удрать, забыв о своем величии».

Во время моей последней поездки в Африку я понял, как редко можно увидеть подобную картину. Лев сделает все возможное, чтобы не уронить своего достоинства. Я уверен, например, что лев, о котором я рассказал в первой главе, был доведен до белого каления упитанными газелями, дразнившими его. Но он не желал уронить своего достоинства и оказаться в глупом положении, погнавшись за насмешницами, которые бегают быстрее его.

Эйс Дюприз, который доказал мне во время путешествия 1954–1955 годов, что он прекрасно знает не только львов, но и почти всех других животных, утверждал, что человек не должен бояться льва.

«Если вы неожиданно встретите льва, — говорил он, — помните, что лев так же хочет избежать столкновения, как и вы. Дайте ему возможность удалиться, сохраняя достоинство, и он почти наверное так и поступит. Но не загоняйте льва в угол и не ставьте его в глупое положение. Он царь и должен вести себя по-царски.

Однажды в траве я наткнулся на льва, к вящему удивлению нас обоих. Ветер дул от льва, и он не почуял мое приближение. Нас разделяло всего десять футов, и мы замерли, глядя друг на друга. Затем лев надменно повернулся и пошел за высокий муравейник с таким видом, как будто он именно это и намеревался сделать. Лев не подозревал, что я могу смотреть поверх муравейника, и как только он очутился, по его мнению, вне поля моего зрения, он мгновенно отбросил свое достоинство и убежал, подобно испуганному кролику. Но я хочу предостеречь вас: не надейтесь, что лев всегда будет поступать таким образом».

Это обычный припев каждого, кто хорошо знает львов: имея дело с ними, остерегайтесь попасть в положение, в котором ваша жизнь будет зависеть от настроения зверя. Поступки львов трудно предусмотреть, и любые обобщения опасны. Известный охотник и знаток змей Аллан Тарлтон, убивший более ста пятидесяти львов, предостерегал меня почти в тех же словах, рассказав об одном эпизоде из своей жизни.

Он охотился с дробовиком в высокой траве на цесарок. Пробираясь сквозь густую траву, он едва не наступил на львицу, кормившую двух новорожденных львят. Каждый знает, что зверь с детенышами наиболее опасен для человека, а эта львица сидела на задних лапах, и один львенок сосал ее грудь. Тарлтон видел, как в глазах львицы загорелась ярость, а хвост зверя забил о землю, но ничего не мог поделать. Его ружье было бесполезно против львов, а бегство было равносильно подписанию собственного смертного приговора. Аллан подумал, что он обречен, но львица все не прыгала. Она смотрела на охотника, а охотник смотрел на нее. Когда ничего не случилось ни с ней самой, ни с ее детенышами, огонь в ее глазах медленно потух, и напрягшиеся мышцы расслабились. Тарлтон неторопливо зашагал прочь. Проводив его взглядом, львица устроилась поудобнее в траве, и львята возобновили свою трапезу.