Занавес, господа! - [14]

Никто не стал его ни поддерживать, ни опровергать.

— Лично я работал, — неожиданно сообщил Виктор. — У меня срочный заказ. Я все бросил.

Уж если кто и мог запаниковать, то Хан в списке претендентов оказался бы последним.

— Милицию ничьи личные, а уж тем более творческие, планы никогда не интересуют. У милиционеров есть только планы раскрытия преступлений. Сомневаюсь, что их можно назвать творческими, — снисходительно заметила Валерия.

— Ах, не интересуют?! — возмутилась Марина Ивановна. — Но есть не только правила приличия — есть закон! Никто не смеет считать нас убийцами, пока это не доказано! И никто не смеет бросать тень на эту прекрасную семью! — Она вскинула голову, и ее взгляд — смесь гнева и благородной возвышенности — полетел в сторону Кавешниковых, как букет цветов.

— Ну что ты, Мариночка, что ты… — Вера Аркадьевна благодарно перехватила "букет" и прижала руки к груди.

Мне показалось, что она сейчас поклонится. Но в это время в коридоре раздался звонок.

Глава 3

Наше появление на сцене зал встретил суровым молчанием. Мы не могли, конечно, рассчитывать на бурные аплодисменты, но и не успели еще заслужить гнилого помидора, который почти тут же получили от специалистки по отечественной драматургии.

— А мы уж думали, вы вообще не явитесь, — заявила Марина Ивановна Струева.

Нехорошо, разумеется, заставлять публику ждать, но иногда это очень полезно для раскручивания интриги. Я посмотрел на своего самого преданного зрителя, но натолкнулся на колючий взор зеленых глаз. Ну ничего, преданный зритель тем и ценен, что все прощает. Земцов же, как истинный мэтр, вообще проигнорировал настроение зала. Он пододвинул стул на авансцену, опустил на него свое могучее тело и взял паузу.

— Я пригласил вас, господа, чтобы сообщить пренеприятное известие! — подсказал с галерки Поспелов.

Земцов сосредоточил взгляд на Косте и снисходительно усмехнулся.

— Вы полагаете, мы, милицейские, даже "Ревизора" не читали?

— Да нет, это я просто так… Для затравки разговора. — Поспелов изобразил, причем довольно бездарно, непринужденную улыбку. — Надо же с чего-то начать.

— Это правильно, — согласился Иван и снова усмехнулся. — Начать надо. И начнем мы с того, что я попрошу вас всех показать ладони.

Как, вполне вероятно, мог бы написать по этому поводу театральный критик, "Чуткий зал отреагировал возбужденным гулом".

— Это смахивает на обыск, — холодно заметила Валерия.

— На обыск голых рук? — уточнил я. — Полноте, сударыня!

Сударыня пренебрежительно пожала плечами и с такой брезгливостью вытянула вперед руки, словно они были испачканы не весть какой гадостью. Земцов сей картинный жест проигнорировал начисто, оторвался от стула, подошел к Валерии, внимательно осмотрел ее ладони, после чего развернулся к сидящему рядом Поспелову.

— Ну что? На моих руках нет следов крови? — Костя упорно не желал расставаться с образом юмориста.

На Костин выпад Иван также не обратил никакого внимания, обошел всех, ни на ком особо не останавливаясь, снова сел на стул и, обернувшись ко мне, сказал:

— Полный порядок.

От этого, казалось бы, успокаивающего заявления все только насторожились, а Елена Витальевна, в очередной раз скомкав платок, воскликнула, едва справляясь с голосом:

— Ну не томите же, голубчик!

— Не буду, — заверил Иван. — Время тянуть не буду, это точно. Его уже и так украдено достаточно, за что некоторых из вас можно прямо сейчас привлечь к ответственности.

— Вы шутите! — ахнула Вера Аркадьевна, а Елена Витальевна схватилась за сердце. Похоже, ей уже слышался звон кандалов.

— Нисколько. Вот вы… — Земцов уставился на Валерию. — … сегодня ночью заявили, что курили на балконе и слышали, будто на балконе этажом выше кто-то тоже был и тоже курил. Из чего можно сделать вывод, что некий неизвестный гипотетически мог проникнуть в квартиру Кавешниковых.

— Я не делала никаких выводов. Я просто рассказала о том, что знала, — сухо заметила Валерия.

— И рассказали не только мне, но и ему. — Иван кивнул в мою сторону.

— Это что, карается законом?

— Я вас понимаю. — Земцов не счел нужным реагировать на ее иронию. — Вы решили, что красивой женщине с красивым мужчиной договориться легче. Не то что со мной, мужланом, который выслушал и выбросил. Но вот ведь в чем дело. Мы проверили балкон и квартиру наверху. Кавешниковы наверняка рассказали вам, что там никого не было и быть не могло. И чтобы ни у кого из вас сомнений не возникло, я скажу — почему.

— Потому что, по словам Веры Аркадьевны, там было много пыли. А вам это совсем не понравилось. Какая любовь к чистоте! — вставила свои пять копеек Марина Ивановна.

— Это не нам, это Валерии Евгеньевне должно не понравиться, — невозмутимо поправил Струеву Земцов. — А что касается пыли, то в квартире наверху, в том числе у входа, пыль лежит легким ровным слоем. Так бывает, когда квартира долго стоит запертая. Если бы кто-нибудь туда зашел, обязательно оставил бы след. Пусть едва заметный след, но мы бы его заметили, потому что искали. Но мы нигде его не обнаружили. Допускаю, на верхний балкон можно было бы спуститься с крыши, а на крышу только один путь — через чердак. А на чердак, который перегорожен, опять же только один путь — через люк в этом подъезде. Замок на люке, конечно, никакой, мы его гвоздем открыли. Но на чердак, наверное, год, а, может, и больше человеческая нога не ступала. Там пыль не просто тонким слоем — персидским ковром лежит. Но дело не только в этом. На окне чердака железная решетка стоит. Взломать ее, понятно, можно. Но ее никто не взламывал, а, соответственно, на крышу не лазал. Так что, если кто и мог на верхний балкон попасть, так не иначе как на крыльях прилететь. Но вы ведь, Валерия Евгеньевна, хлопанья крыльев не слышали? Или я не прав?