Замужество Сильвии - [49]

Немного погодя пришел доктор Перрин, и трогательно было наблюдать, как отнеслась к нему Сильвия. У нее, по-видимому, создалось представление, что несчастье произошло по его вине, но при этом она рассудила, что он еще молод и что судьба возложила на него ответственность, которой он не искал. Он, наверно, горько упрекает себя теперь, и поэтому она должна постараться убедить его, что все это далеко не так ужасно, как кажется нам, что слепое дитя все-таки великая радость для материнского сердца, пожалуй, даже в некоторых отношениях еще большая радость, чем дитя здоровое, так как оно сильнее взывает к ее материнскому инстинкту. Я назвала Сильвию бессовестной притворщицей, а потом убежала к себе и выплакалась вволю.

Однако это было до известной степени верно. Надо было видеть, с какой нежностью она прижимала к себе ребенка, когда его принесли к ней для кормления. В этот момент Сильвия являлась настоящим воплощением Материнства. Теперь она знала самое худшее, и ее душа, освободившись от тяготевшего над ней ужаса, жадно впитывала ту долю счастья, которая была доступна ей. Ребенок принадлежал ей, она могла любить его, заботиться о нем и стараться смягчить для него жестокость судьбы.

Так мало-помалу наше существование снова вошло в колею. Мы зажили рутинной жизнью под музыку кокосовых пальм, которыми играли теплые ветры, беспрерывно дувшие с Мексиканского залива.

Тетя Варина заняла на время свое никем не оспариваемое положение хранительницы семейных традиций. Ее племянница лежала на веранде, как подобает настоящей южноамериканской аристократке, а миссис Тьюис читала ей вслух книги безупречно благопристойного содержания. Я помню, что она выбрала «Королевские идиллии», и обе они проливали слезы над этими печальными вымыслами. Вот каким образом вышло, что малютку окрестили именем бедной и глубоко несчастной героини А. Теннисона.

Помню длинные споры на эту тему и блестящее знакомство с родословной, которое обнаружила при этом тетя Варина. Ей казалось не совсем удобным назвать слепое дитя по имени кого-либо из членов семьи. Нужно было найти что-нибудь необычное, романтическое, мечтательное. Илэн – вот подходящее имя! Миссис Тьюис, как выяснилось, успела уже выбрать ребенку имя, несмотря на все тревоги и огорчения, вызванные его болезнью. Она назвала девочку Сильвией и теперь переживала мучительные сомнения, не зная, может ли иметь силу такое мысленное крещение и пожелают ли высшие силы изменить свои записи на небесах. Священник, приехавший из Ки-Веста, разрешил все ее сомнения. Он выслушал исповедь тети Варины и с торжественным видом заявил, что ошибку можно будет исправить формальным обрядом. Все это казалось мне странным и непонятным, точно история мира повернулась вспять на двести-триста лет! Но я ничем не обнаружила тех чувств, которые бушевали в моей бунтарской душе.

Доктор Овертон, вернувшись в Нью-Йорк, выслал оттуда специальную сиделку для ухода за Сильвией. С ней вместе приехала няня для ребенка, и обе они сделались доверенными лицами доктора Перрина. Таким образом составилась целая группа заговорщиков – пять женщин и двое мужчин, занятых тем, чтобы скрыть тайну от Сильвии. Все это так противоречило моим убеждениям и взглядам, что я хронически находилась в состоянии какой-то подавленности. Не должна ли я открыть ей правду?

Доктор Перрин больше не возвращался к этому вопросу, и я поняла, что он и доктор Джибсон считают его бесповоротно решенным. Разве можно было представить себе, чтобы какой-нибудь человек, находясь в здравом уме и твердой памяти, сознательно выдал такую тайну? Но я-то, я, всю жизнь защищавшая право женщины на то, чтобы знать правду, неужели же я, столкнувшись с первым испытанием, изменю своим убеждениям?

Когда Дугласу ван Тьюверу сообщили, что Сильвия знает о слепоте ребенка, он известил телеграммой о своем приезде. Это вызвало, конечно, сильное волнение в доме, и тетя Варина явилась ко мне, чтобы окончательно добиться от меня обещания молчать. Когда я отказалась исполнить ее просьбу, старую леди сменил доктор Перрин, и мы весь остаток дня и добрую часть ночи сражались с ним по этому поводу.

Он был слишком хорошо воспитан, чтобы назвать меня фанатичкой, но деликатно заметил, что женщины не могут правильно разбираться в подобных вопросах, ибо они органически не способны понять природу мужчины и не знают, каким соблазнам он подвержен. Я возразила, что считаю себя достаточно компетентной в этих вопросах, и тут же очень просто и ясно доказала ему это, так что под конец мой маленький, рыцарски настроенный оппонент согласился со всеми моими тезисами. Да, согласился он, совершенно верно, все это ужасно, зло распространяется с невероятной быстротой, и грехи мужчин падают главным образом на женщин. Он, пожалуй, даже согласен со мной, что пожилые женщины должны были бы взяться за это, сделаться как бы матерями нации, чтобы защищать и охранять будущее поколение не только у своих очагов, но и в школах, церквах. Однако все это дело будущего, а сейчас перед нами такой случай, когда «луч света» может испортить жизнь двум существам, ибо молодая мать не захочет больше знать отца своего ребенка. Я указала ему, что Сильвия совсем не истеричка, но он остался при своем: никогда нельзя предсказать, как отнесется к подобному вопросу женщина. В доказательство он вспомнил одну из своих пациенток, которая сказала ему: «Доктор, я знаю, чем вызвана моя болезнь, но только, ради Бога, скройте от моего мужа, что я это знаю. Иначе чувство собственного достоинства заставит меня разойтись с ним».