Замуж за свёкра - [5]

— Яблоко сойдет?

— Еще как!

— Держи.

— Ну ты, Валерка, просто факир какой-то! Спасибо за щедрые дары.

— Пустяки! Мой факирский ящик всегда к твоим услугам…

Их диалог был прерван резким окриком математички, немолодой, измотанной жизнью женщины, тянувшей лямку в две с половиной ставки, а потому далекой от романтических отношений между учениками. Ничего не поделаешь, пришлось снова окунуться в основы математического анализа.

После занятий они вместе вышли на школьное крыльцо. Странно, но недавняя веселость куда-то испарилась. Он молчал, смущенно отводя глаза, а она, привыкшая к повышенному вниманию парней, в сущности равнодушная к Валеркиным сердечным терзаниям, бросила на ходу: «Гуд-бай, Понедельников! Спасибо за яблоко!» — и упорхнула, не оглядываясь и ни о чем не жалея.

Да и что ей этот Валерка, если вся душа изболелась по Антону Кронбергу, парню из параллельного класса. По нему сохли многие. Синеглазый красавец с аристократичной внешностью — тонким с горбинкой носом, чуть впалыми щеками, надменной посадкой головы — не отдавал должного предпочтения ни одной сверстнице. Перебирал одну за другой, играя роль ветреного героя-любовника, пока все сколько-нибудь симпатичные девчонки не вошли в список его «побед». В неприступных держалась одна-единственная — Лариса Хомутова. Сгорая от любви, она делала вид, что Антон ей «до лампочки». На дискотеках проходила мимо него, нарочно отвернувшись, и ни разу не пригласила на «белый танец». Да еще издевалась, отказывая и смеясь прямо в лицо, когда он, прошагав через весь зал под ревнивыми взглядами девчонок, останавливался перед ней и бархатным баритоном звал на медленное танго.

Потом ей часто снились его растерянный взгляд и вспыхнувший румянец на впалых щеках. Она даже плакала во сне, от обиды и злости на себя.

Что руководило ею в то неповторимое время первой любви? Какая нечистая сила толкала наперекор сердцу? Почему она не пряталась с любимым мальчиком в укромных местах школы, как это делали ее подруги, в пору тайных, сумасшедших, самых сладких, вытягивающих наружу все нутро поцелуев?

Даже теперь, по прошествии многих лет, она не ответила бы на эти вопросы. А с Валерием жизнь сталкивала ее дважды. Один раз на свадьбе Вики, второй — в командировке. Они встретились на вокзале, а потом ехали в одном поезде. Всю дорогу простояли возле ее купе — болтали, смеялись, вспоминая детство, но до признаний дело не дошло. Лариса всем своим видом показывала, что иначе как однокашником его не воспринимает. Умный, воспитанный человек, он и не лез со своими чувствами. Впрочем, они легко читались в его глубоких и бесконечно грустных глазах.

Лариса зябко повела плечами, припомнив случайную встречу с матерью Валерия. Зачем та разоткровенничалась, раскрыв тайну сына? Неужели надеялась растопить лед Ларисиного сердца? Но ведь любовь не вымолишь. До сих пор ей становится не по себе, когда перед мысленным взором встает эта кроткая, тихая женщина с жалобами о сыновьих сердечных страданиях, не утихших со временем, превратившихся в хроническую болезнь.

Лариса вздрогнула от неожиданности, когда дверь зала заседаний открылась, и на пороге показался Алексей Иванович Азаров. Его появление вызвало общее оживление. Сопронов кинулся навстречу и долго тряс его руку в крепком рукопожатии.

С приходом Азарова совещание, получив новый импульс, покатилось по другой, «конструктивной» колее. От машзавода зависело многое — и в первую очередь выделение средств на капитальный ремонт старого здания. Кроме того, энергичный Сопронов не преминул закинуть удочку насчет оборудования, необходимого для ведения некоторых кружков.

Алексею Ивановичу Азарову, главному инженеру завода и одновременно депутату городской Думы, ничего не оставалось, как сдержанно соглашаться с неоспоримыми доводами выступающих. Его усталое лицо вызывало в Ларисе сочувствие. «И чего они навалились на одного?» — негодовала она, нервно теребя ремешок сумки, лежащей на коленях.

Наконец дебаты закончились, народ потянулся к выходу. Лариса, желая остаться в тени, скользнула в распахнутую дверь, но в этот момент ее позвали. Оторвавшись от своей собеседницы, дамы в васильковом костюме, Сопронов властно, хотя и вежливо воскликнул:

— Лариса Сергеевна! Останьтесь на пару минут, прошу вас!

Чувствуя себя провинившейся школьницей, Лариса вернулась к трибуне, возле которой стояли эти двое. Васильковая дама попрощалась и, смерив Ларису с головы до ног любопытным взглядом, удалилась.

— Дорогая Лариса Сергеевна, у нас к вам необычное предложение, вернее, просьба. Но что вы так испугались? — поднял густые клочковатые брови Сопронов и широко улыбнулся. — Мы не страшные. Не надо бояться родной власти. Она желает вам, деловым людям, только добра. Ведь вы — наша опора и поддержка, не так ли?

— С чего вы взяли, что я напугана? — пошла в атаку Лариса, пряча за дерзостью истинные эмоции.

— Ну-ну, не сердитесь. Это у меня шутки такие, неуклюжие. Разучился, понимаешь, с молодыми леди общаться, — снисходительно пробасил Сопронов и, взяв Ларису за локоток, повел ее к выходу. — А просьба такая. Не могли бы вы организовать и возглавить школу юного бизнесмена в новом Центре?