Заморок - [24]

Шрифт
Интервал

Галина мне сказала, что когда я такая разумная, пускай я понюхаю Александра Ивановича в другом месте.

Конечно, я сильно-сильно обиделась за Александра Ивановича.


Я раньше уже обещала Галине помочь для торжественного обеда, а нарушать слово — это плохо. Я решила дальше молчать и ничего не перечить.

А Галина мне не смолчала, у Галины снутри было, что не молчалось.

Да.

Мне аж противно пересказывать своим голосом, так я скажу не своим, Галины, как оно и было.

— От ты думаешь, шо я на нього накынулася. А я правду кажу. Вин пье. Нэ самогон, а шось такэ, шо на вонькость нэ такэ вже и вонькэ. Багати пьють… Коняк — ось шо. А мылом тым закусюе, ще одеколоной закусюе. Ты його скилькы разив бачила?

Конечно, я молчала.

— Ото ж. Якщо и бачила, дак у добру хвылыну.

Галина, может, хотела, чтоб я признала правду, которая есть у Галины. А мне от всего-всего моего сердца не хотелось. Первое. У людей бывает, что правда будет завтра уже неправда, а я, получается, сприветствую ту правду, которая, а эту правду я, получается


Я молчала.

Я себе чистила и чистила картошку и кидала в кастрюлю, вроде каменюку в речку.

А Галина с своими словами не молчала и не молчала.

Допустим, получилось удачно. Я у Галины не выспрашивала, про что хотелось. Галина сама взяла — раз! — и рассказала:

— А шоб йому нэ пыты? Жинка померла, дитэй нэма, сам хворый… По бабах швэндяе, а шо з того? Життя ж ниякэ… Надька думае, шо прибэрэ його… А проты Катэрыны вона не тэе…


По правде, я тогда еще не влюбилась в Александра Ивановича. Влюбиться — это ж когда тебя всю-всю забирает. У меня в жизни на ту секундочку пока что такого не было, хоть у меня в голове зналось, что забирает. А меня тогда еще не забирало. Допустим, я еще хорошо не думала про………………


Я в ту секундочку себе решила, что Александр Иванович понравился мне как человек. И я переживала за Александра Ивановича, который получился пьющий и юбочник, как за человека, который пообещал мне помочь. Александр Иванович же мне пообещал? Пообещал.

Да.

Конечно, я поняла, про что намекала Галина. Александр Иванович крутил любовь с двумя женщинами — с Надеждой и с Катериной.

Божжжжже!

Я подумала, что Надежда и Катерина обе-две. Надежда и Катерина были незамужние, как многие женщины бывают. Пускай. А можно ж как-то терпеть и тем более не выставляться.

Потом я подумала, что Александр Иванович проявил себя неправильно тоже. Александр Иванович проявился как недостойный себя. Александр Иванович себя таким занизил. Можно сказать, что человек запутался у себя между ног.

Я хотела еще подумать про поступки Александра Ивановича и про как мне теперь к нему относиться, не говоря уже про Катерину и про Надежду. Мы ж все-все работали в коллективе.

Потом я подумала про что а если это чувство? Получается, что это целых два чувства. Что Катерина хоть женщина, а Надежда ж кроль-кроль………………


Потом я решила пока что уже не думать, тем более Галина языком молола и молола, хоть и перевелась на другое.

Галина перевелась про как ее сын Петро поехал по призыву в Кустанайскую область, на целину, а по дороге заболел чиряками, потому что везли в товарных вагонах, а была самая зима, и никак чиряки у Петра не проходили, и все у Петра было в чиряках, и Петра пообещали отправить с чиряками назад, чтоб Петро не позорил весь отряд, а Петро плакал, обещал все-все свои чиряки подавить, и что получилось заражение в крови, и что он уже совсем умер, а тут Бог послал доктора, который вылил Петру всю-всю-всю кровь и залил хорошую, и получилось, что Петро стал еще лучше, чем до чиряков, и вот как бывает, что чиряки приводят к хорошему, Петро счетоводом в хозяйстве, а не женился, а я ж вроде работящая и красивая, мы б с Петром спаровались и жили б, потому что живут люди и………………


На такие слова Галины я молчала тоже.


Люди сильно любят рассказывать, допустим, про чиряки. Ну скажи: было Петру плохо, а потом стало еще лучше. Нет. Без чиряков у людей получается не сильно красиво. Оно что, чтоб получилось красиво, надо чиряки и прямо всю кровь вылить, а новую налить?

Тогда я взяла и — раз! — тыкнула ножиком в картопляный чиряк и аж провернула. До самой-самой нашей победы!


Степан Федорович для праздника наметил вкусное меню. Конечно, люди придут отметить, и надо людей угостить.

Наметилось и пюре, и с луком пожарить, и бефстроганов, и лангет, курицу кусками пожарить. А яйца так — сварить, разрезать на два, желток вынять, перемешать с пожаренным луком — и назад в яйца, а наверх налить майонез. Конечно, в Чернигове майонеза в баночках, как, допустим, в Киеве, нету. Степан Федорович делает майонез по книжке рецептур.

Сама по себе книжка у Степана Федоровича называется «Кулинария». На первой странице дается пояснение, что это сборник рецептур для предприятий общепита.

Мне нравится говорить слова — «кулинария», «рецептура», «общепит».

В книжке у Степана Федоровча есть про все-все, вплоть до как накрывать стол, и про салат столичный там тоже написано. Степан Федорович наметил сделать и салат «Столичный», а подумал — надо горошек, а без горошка нельзя. Так Степан Федорович взял — раз! — и попросил у своего товарища с ресторана в «Украине», чтоб товарищ помог с горошком, а товарищ взял — раз! — и дал.


Еще от автора Алла Михайловна Хемлин
Интересная Фаина

Алла Хемлин определяет свой новый роман «Интересная Фаина» как почти правдивую историю. Начинается повествование с реального события 1894 года — крушения парохода «Владимир». Дальше все, что происходит с персонажами, реально буквально до предела. Только предел все время смещается. В «Замороке» (длинный список «Большой книги»-2019) Алла Хемлин, кроме прочего, удивила читателей умением создавать особый речевой мир. «Интересная Фаина» в этом смысле удивит еще больше.


Рекомендуем почитать
Индивидуум-ство

Книга – крик. Книга – пощёчина. Книга – камень, разбивающий розовые очки, ударяющий по больному месту: «Открой глаза и признай себя маленькой деталью механического города. Взгляни на тех, кто проживает во дне офисного сурка. Прочувствуй страх и сомнения, сковывающие крепкими цепями. Попробуй дать честный ответ самому себе: какую роль ты играешь в этом непробиваемом мире?» Содержит нецензурную брань.


Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.