Замок у моря - [15]

Тут же я написал по этому поводу извинительную записку и отправил ее с соседским мальчиком в замок.

* * *

Старый рыбак не ошибся — сельдь пошла.

Лодок в утреннем море было много — десятка два, по крайней мере. Как и бывает всегда у рыбаков, каждый приноравливался к своему месту: одни — поближе к береговой полосе, куда иногда резко прижимались косяки анчоусов. Другие, стремясь набрать побольше крупной, хоть и менее деликатесной сельди, уходили дальше в море.

Сначала дело у нас шло не слишком здорово, однако вскоре мы нарвались подряд на несколько косяков, и работа закипела так, что я пару раз искренно ругнул себя за самонадеянность, толкнувшую меня на столь тяжелое предприятие.

«Пэро бы сюда, — потеряв в один из моментов равновесие и ударившись коленом об острый край деревянного ящика, подумал я, — сидит там в кресле у одного из лучших дантистов Лондона и разыгрывает страдальца».

Мы час не покладая рук трудились. Потом вернулись на берег, оттащили улов во двор Роббинсов, где засолкой рыбы сразу занялась миссис Роббинс и еще какая-то пришедшая помогать ей женщина, и, не передохнув пяти минут, отправились назад.

Теперь уже косяки были помельче и шли при дневном свете осторожней, но все равно рыбы хватало. Мы провели на воде еще часа два и, набившись доверху и закончив ловлю, решили немного отдохнуть на прохладном морском ветерке.

Некоторые лодки уже плыли к берегу. Ярдах в трехстах от нас трудился с сетями Мэтью.

— Не мистер ли это Уиттон? — присматриваясь, спросил Роббинс. — Ну да, он самый, — ответил он на свой же вопрос.

Потом раскурил трубку и поощрительно кивнул в ту сторону:

— Умеет работать, хоть и из благородных. И сильный, чертяка! Тут наши ребята перед рождеством устроили в пабе армрестлинг. Так он пятерых положил без передышки.

Мы были недалеко от берега, точнее, от обрывистой скалы, на краю которой возвышалась старая стена замка. Солнце стояло уже высоко, и я попросил разрешения у Роббинса искупаться с лодки.

— Валяйте, — согласился старый рыбак, — я, как раз, докурю свою трубку.

Хотя мои уши не позволяют мне нырять глубоко, я с детства люблю это занятие. Поэтому, оказавшись в воде, я набрал побольше воздуха, чтобы уйти в прозрачную синюю глубь.

— Эй, поосторожней! — Роббинс предупреждающе поднял руку. — Тут от стены, резкие течения.

Стоило мне опуститься ярдов на три, как вдруг и впрямь почувствовались сильные завихряющиеся потоки воды.

— А откуда эти течения? — спросил я, взобравшись в баркас и вытаскивая из сумки полотенце. — Вода там и сильная, и холодная.

— Бог его знает. — Роббинс, слегка сощурившись, невесело взглянул на замок. — Всякое говорят… что старая часть замка уходит глубоко в скалу и там есть свои искусственные пещеры, где топили пленников или мучили их всякими водяными пытками. Я стараюсь не интересоваться этим. Не стоит без большой нужды трогать прошлое.

Меня поразило сходство его слов с тем, что недавно сказал сэр Джон.

* * *

Когда мы перетащили вторую партию пойманной рыбы во двор, усталость заметно дала о себе знать.

— Без вашей помощи я бы с таким уловом не справился, мистер Дастингс! — пожимая мне руку, проговорил рыбак. — Пожалуй, я вам должен поболее двадцати процентов…

— Да перестаньте вы, пожалуйста! — бурно запротестовал я, чувствуя большое желание отправиться поскорее к себе в комнату, раздеться и лечь. На полчаса, хотя бы.

Я так вскоре и поступил, и минут, наверное, уже через пять заснул. Крепчайшим, почти наркотическим сном, и, как выяснилось, спал больше четырех часов.

Роббинс уже отвез рыбу в город, и привычный к таким нагрузкам, вернувшись, отправился в паб.

Голова у меня от необычного времени сна была тяжеловатой. Следовало прогуляться по свежему воздуху.

Я так и сделал, направившись без всякой определенной цели к шоссе, и хотел было затем повернуть назад, как увидел Мэтью Уиттона верхом на велосипеде, с пустой корзинкой сзади на багажнике. Подкатив ко мне, он слез и мы поздоровались.

— Вот, — указывая на корзинку, весело заговорил он, — направляюсь к вам в поселок. Приходится самому и за продуктами ездить. Каспер с кухаркой занимаются засолом рыбы, что я сегодня наловил, а молодые наши аристократы по деревенским магазинам ходить не изволят.

Так как Уиттон не очень спешил, а прогулка исчерпывала все мои планы, мы отправились туда вместе неторопливым шагом.

Разговор некоторое время вертелся вокруг сегодняшней рыбной ловли. Потом мой попутчик снова посетовал на молодежь, которая не желает заниматься этим здоровым для человека делом, несмотря на то, что и Джеральд, и Стив, хотя и в разных частях света, провели свое детство у моря. Это позволило мне спросить:

— А почему у Стива фамилия Харди? Он ведь урожденный Холборн.

— Да, — Мэтью утвердительно кивнул и, помолчав, добавил: — Вам, конечно, известна мрачная история нашего замка? Не надо отвечать — ее здесь всем рассказывают. Так вот, как вы понимаете, Майкл после побега не мог жить в Аргентине под своей фамилией. Он ведь был осужден и находился в розыске. А Харди… Стив объяснил, что отец взял такую фамилию по смыслу жизни, так сказать. Харди — «тяжелый», «тяжкий», как и его судьба. — Уиттон болезненно поморщился, и это несвойственное его лицу выражение не захотело сразу уйти. — Стив говорит, что ему самому нравится эта фамилия, и он предпочел бы ее не менять. Рассказывал мне, как прошло его детство. Часто приходилось стоять весь день с лотком сигарет на пыльном городском перекрестке, чтобы заработать на еду. Под палящим солнцем. И любой зевака мог оскорбить, а местные подростки отнять выручку в конце дня, да и ножом полоснуть, при случае.