Замок Рэкрент - [7]

—Добро пожаловать в замок Рэкрент, миледи, — говорю я, опомнившись. — Вашу честь предупредили о кострах?

Его честь в ответ ни слова, даже не помог ей по ступеням подняться, — я глянул: он на себя не похож, кожа да кости. Я даже растерялся, не знал, что сказать ни ей, ни ему. Но поскольку она все же была иностранка и на чужбине, я решил ее подбодрить, — и заговорил опять о кострах.

—Миледи, — говорю, сопровождая ее через холл, — костров было бы в сто раз больше, только мы боялись испугать лошадей, — и вас, миледи, а потому Джейсон и я, мы их запретили разжигать, с позволения вашей милости.

Она взглянула на меня с недоумением.

—Прикажете затопить камин в зале?—спрашиваю, но она мне в ответ ни слова, так что я решил, что она по-английски ни слова не знает и вообще из чужих земель. Так ли, нет ли, но я не знал, что о ней и думать; предоставил я ее самой себе и поспешил в людскую, чтоб узнать что-нибудь наверняка. Камердинер сэра Кита устал, но грум в конце концов его разговорил, и прежде чем я заснул в ту ночь, все и обнаружилось. Немудрено, что наша новая госпожа владела огромным состоянием, — ведь она, оказывается, была еврейкой, а они славятся своим богатством. Раньше я никого из этого рода и племени не видывал, и понял только, что по-английски она говорит как-то странно и на свой лад, что ни свинины, ни колбас в рот не берет и не ходит ни в церковь, ни к мессе[32]. Господи, спаси и помилуй его честь, думаю. Что станет с ним, с семейством и со всеми нами, когда именьем будет заправлять арапка и еретичка? В ту ночь я глаз не сомкнул от этих мыслей, но перед слугами, конечно, ни словом ни о чем не обмолвился, курил себе трубку да помалкивал, потому как очень уважал семейство. Да и позже, когда слуги чужих господ бывали в доме и заводили разговор о миледи, я старался все представить в выгодном свете — и говорил на кухне, что она из набобов, потому, мол, она и лицом черна, и все прочее у нее не так, как у людей.

В первое же утро после их приезда я ясно увидал, как обстоят дела между сэром Китом и госпожой, хоть они и прогуливались рука об руку после завтрака, осматривая новый дом и пристройки.

—Как поживаешь, старый Тэди? — спросил меня, как бывало, господин.

—Милостью вашей милости, как нельзя лучше, — отвечаю, — премного вам благодарен.

Только вижу, он чем-то недоволен, — иду за ним, а у самого сердце в пятках.

—А что в большой комнате — сыро, Тэди? — спрашивает его честь,

—Как можно, ваша честь! — говорю. — Там сухо, как в пустыне, мы там камин топили день и ночь. Ваша честь имеет в виду казарму?[33]

—А что такое казарма, мой друг?

Это были первые слова, что я услышал от миледи.

—Неважно, мой друг, — говорит его честь, продолжая беседовать со мной; словно бы стыдясь такого невежества. Послушать ее, так можно было вообще решить, что она совсем не от мира сего[34], потому как она то и дело спрашивала:

—Сэр Кит, а это что такое? А вон то, сэр Кит?

Сэру Киту только и было дело, что ей отвечать.

—А это как называете, сэр Кит?—спрашивает. — Вон там, такая груда черных кирпичей... Ах, что это такое, сэр Кит?

—Мой торф, милый друг, — ответил господин и прикусил губу.

Где же вы прожили всю свою жизнь, миледи, коли не знаете, что такое торф?—подумал я, но не сказал ни слова. Тут она вынимает свой лорнет и начинает оглядывать окрестности.

—А что это там за грязь, сэр Кит? —спрашивает.

—Мое болото, мой друг, — отвечает он, насвистывая.

—Вид отвратительный, дружок, — говорит она.

—Его не будет видно, мой друг, — отвечает он, — мы засадили его деревьями. Летом, когда они подрастут...

—Деревьями?—говорит она. — Где же они, мой друг?—И смотрит в свои стеклышки.

—Вы, верно, ослепли, мой друг, — говорит он. — А это что перед вами?

—Эти кустики? —спрашивает она.

—Эти деревья, — говорит он.

—Возможно, в Ирландии это и называют деревьями, мой друг,— говорит она, — только они не больше ярда высотой, не так ли?

—Их только в прошлом году посадили, миледи, — говорю я, чтоб немного успокоить их обоих, потому как вижу, что она скоро доведет его честь до бешенства. — Для своего возраста они разрослись совсем неплохо, а уж появится листва так и вовсе не будет видно болота Олиболликаррико’шоглина. Но только миледи не должна говорить -ничего дурного об Олиболликаррико’шоглине, ни об одной его пяди — ведь вы не знаете, сколько сотен лет это самое болото принадлежит семейству. Мы ни за что не расстанемся с Олиболликаррико’шоглином. Покойный сэр Мэртаг заплатил добрых двести фунтов за то, чтобы защитить свое право на владение им в существующих границах от О’Лири, которые проложили через него дорогу.

Казалось бы, можно понять намек, но она принялась хохотать, как безумная, и заставила меня раз десять повторить название, чтобы, мол, выучить его наизусть. Но это еще не все — объясни ей, как оно пишется и что оно значит, — а сэр Кит стоит себе рядом да насвистывает. Право слово, в тот час она собственными руками заложила краеугольный камень всех своих будущих бед. Я-то больше ничего не сказал, только взглянул на сэра Кита.

Мы не давали ни балов, ни обедов, ни празднеств; соседи все были разочарованы, а камердинер сэра Кита шепнул мне как-то, что все дело в хозяйке, потому как она упрямится из-за креста.