Замок Лорда Валентина - [61]

В эту ночь в Кинторе Валентин увидел во сне, что входит в Лабиринт для совещания с Понтификсом.

Сон был резкий, по боли отчетливый. Валентин стоял под жестким зимним солнцем на голой равнине и видел перед собой храм без крыши с ровными белыми стенами, которые, как сказал ему Делиамбер, были воротами в Лабиринт. С ним были вруон и Лизамон, и Карабелла тоже все в защитных очках. Но когда Валентин вступил на гладкую платформу между белыми стенами, он был один. Дорогу ему преградило существо зловещего и ужасного вида и чуждой формы жизни. Оно не принадлежало ни к одной из нечеловеческих форм жизни, издавна поселившихся на Маджипуре, оно не было ни лименом, ни гейрогом, ни вруоном, ни скандаром, ни хьортом, ни су-сухирисом, а было чем то таинственным и тревожащим – мускулистое толсторукое существо с красной кожей, тупым куполом головы и сверкающими желтыми глазами, горящими почти нестерпимой злобой. Низким звучным голосом существо спросило Валентина, какое у него дело к Понтификсу.

– Нужно починить Мост Кинтора, – ответил Валентин. – Заниматься такими делами – древняя обязанность Понтификса.

Желтоглазое создание засмеялось.

– Ты думаешь, Понтификсу есть до этого дело?

– Я обязан просить его помощи.

– Ладно, иди.

Страж портала поклонился с ядовитой вежливостью и посторонился. Как только Валентин прошел мимо него, существо холодно рыкнуло и захлопнуло за Валентином ворота. Отступление было невозможным. Перед Валентином тянулся узкий винтовой коридор, залитый слепящим белым светом. Много часов Валентин спускался по спиральной дороге. Затем стены коридора расширились, и он оказался в другом храме без крыши из белого камня – а может, и перед тем же самым, поскольку краснокожее существо снова преградило ему путь, ворча с необъяснимой злобой.

– Вот Понтификс.

Валентин заглянул за стражу в темную комнату и увидел имперского правителя Маджипура на троне, одетого в черное и алое и в королевской тиаре. И Понтификс Маджипура был многоруким и многоногим чудовищем с человеческим лицом, но с крыльями дракона, и он, сидя на троне, визжал и ревел, как безумный. Страшные свистящие звуки слетали с его губ, и несло от Понтификса ужасной вонью, и черные кожистые крылья сильно махали в воздухе, обдавая Валентина холодным ветром.

– Ваше Величество, – сказал Валентин и поклонился.

– Ваше Лордство, – поправил Понтификс и захохотал. Он потянулся к Валентину, подтащил к себе, и Валентин оказался на троне, а Понтификс, смеясь безумным смехом, полетел в ярко освещенный коридор, хлопая крыльями и вереща, пока не исчез из виду.

Валентин проснулся, мокрый от пота, в объятиях Карабеллы. Она выглядела испуганной, словно его ужасы из сна были ясны для нее, и она обнимала его, не говоря ни слова, пока он не осознал, что проснулся. Она нежно гладила его щеки.

– Ты три раза кричал, – сказала она.

– Бывают случаи, – ответил он, выпив немного вина из фляжки, – когда во сне устаешь больше, чем наяву. Мои сны – тяжелый труд, Карабелла.

– Многое в твоей душе ищет выразить себя, милорд.

– И выражает себя весьма энергично, – заметил Валентин и положил голову ей на грудь. – Если сны – источник мудрости, я молюсь, чтобы до зари не стать еще мудрее.

9

В Кинторе Залзан Кавол купил места для труппы на речном судне, идущем в Ни-мойю и Пилиплоку. Они должны были спуститься по реке недалеко – до небольшого города Вирф, ворот на территорию метаморфов.

Валентин сожалел, что вынужден сойти с судна в Вирфе, когда он легко мог за десять или пятнадцать реалов проплыть весь путь до Пилиплока и сесть на корабль до Острова Снов. В конце-то концов, главным и немедленным местом его назначения была не резервация Изменяющих Форму, а Остров Леди, где он, может быть, найдет подтверждение мучившим его видениям. Но пока это не могло осуществиться.

Нельзя спорить с судьбой, подумал Валентин. Те далекие вещи двигались с сознательной скоростью, но к какой-то окончательной, хотя и не всегда понятной цели. Он не был больше веселым и простодушным праздношатающимся Пидруда и, хотя он не вполне сознавал, кем он был и кем становиться, у него было ясное чувство внутреннего перехода: границы падали и не возникали вновь. Он видел себя актером в какой-то большой и запутанной драме, завершающие сцены которой отстояли еще далеко в пространстве и времени.

Речное судно гротескным и фантастическим сооружением, хотя и не лишенным некоторой красоты. Океанские корабли, вроде тех, что были в порту Пидруда, были крепкими и изящными, потому что они должны были проходить тысячи миль между гаванями. Речное же судно для недолгого путешествия было приземистым и широким, более напоминающим плавучую платформу, чем корабль. Как бы компенсируя его неэлегантность строители украсили его громадным парящим мостиком, увенчанным тремя носовыми фигурами, раскрашенными красным и зеленым, огромным центральным двором вроде деревенской площади, со статуями павильонами и игорными помещениями, а на корме была надстройка в несколько этажей, где жили пассажиры. Нижние палубы содержали грузовые камеры, обеденные залы, каюты третьего класса и команды, машинное отделение, откуда торчали две гигантские дымовые трубы, изогнутые и напоминающие дьявольские рога. Весь каркас корабля был деревянным – на Маджипуре было мало металла, а камень был нежелательным для использования на воде, и плотники изощрялись чуть ли не на каждом квадратном футе поверхности, украшая ее резьбой, панелями, выступами и тому подобным.