Замок Лорда Валентина - [60]

Его сомнения таяли с каждым днем, но все-таки он не был до конца уверен.

Во сне он часто видел теперь себя у власти. В одну ночь он, а не Залзан Кавол, руководил труппой жонглеров, в другую он в одежде принца председательствовал на каком-то высоком совете метаморфов, которые казались ему странными туманными призраками, не могущими удержать какую-то форму дольше минуты. В следующую ночь он увидел себя на рыночной площади в Тагобаре отправляющим правосудие для торговцев одежды и продавцов браслетов в их шумных мелких спорах.

– Вот видишь, – сказала Карабелла, – все сны говорят о власти и величии.

– Власть? Величие? Сидеть на бочке на рынке и разбирать дела продавцов льна и хлопка?

– Сны многое трансформируют. Эти видения – метафоры высшего порядка.

Валентин улыбнулся, но согласился с правомочностью такой интерпретации.

Однажды ночью, когда они были неподалеку от города Кинтор, к нему пришло наиболее ясное видение его предполагаемой прошлой жизни. Он был в комнате с панелями из самых красивых и редких сортов дерева, со сверкающими полосами симотана, банникопа и темного болотного красного дерева. Он сидел за остроугольном палисандровым столом и подписывал документы. Напротив был герб горящей звезды, рядом находились послушные секретари. Громадные закругленные окна находились напротив него выходили в открытое воздушное пространство, как если бы под ними находился титанический склон Замковой Горы. Фантазия или беглый фрагмент похороненного прошлого, которое пытается освободиться и всплывает во время сна, чтобы приблизиться к поверхности сознательной части его мозга? Он описал кабинет и стол Карабелле и Делиамберу, надеясь, что они могут знать, как выглядит в реальности кабинет Короналя, но они имели об этом не больше представления, чем о том, что подают на завтрак Понтификсу. Вруон спросил Валентина, каким он осознавал себя, когда сидел за палисандровым столом: золотоволосым, как Валентин в жонглерском фургоне, или брюнетом, как Корональ, который совершал торжественное шествие через Пидруд и западные провинции.

– Темноволосым, – тут же ответил Валентин и нахмурился. – Но так ли? Ведь я сидел за столом и не видел себя. Однако… Однако же…

– Во сне мы часто видим себя своими же глазами, – заметила Карабелла.

– Может, я был и блондином, и брюнетом. Сначала одним, потом другим. Переход ускользает от меня. Сначала один, потом другой, да?

– Да, – сказал Делиамбер.

После многодневного утомительного путешествия они доехали до Кинтора. Этот главный город северной части центрального Зимрола располагался на изрезанной местности, прерываемой озерами, высокими землями и темными непроходимыми лесами. Дорога, выбранная Делиамбером, вела фургон через юго-западные предместья города, называемые Горячим Кинтором, потому что здесь были громадные шипящие гейзеры и широкое розовое озеро, зловеще булькающее и пузырящееся, и одна-две мили фумарол, из которых каждые пять минут вылетали облака зеленоватого газа, сопровождаемые рыгающим звуком и глубоким подземным стоном. Небо здесь было тяжелым от густых облаков цвета потускневшего жемчуга, и хотя в стране был еще конец лета, резкий пронзительный ветер с севера был по-осеннему холодным.

Горячий Кинтор отделяла от собственно города река Зимр, самая большая в Зимроле. Когда путешественники вышли к ней, фургон после старинных узких улиц внезапно оказался на широкой эспланаде, ведущей к Мосту Кинтора. Валентин разинул рот от удивления.

– В чем дело? – спросила Карабелла.

– Река… Я никогда не думал, что есть такие большие.

– Ты не знаком с реками?

– Нет никакого сравнения с Пидрудом. А до Пидруда я ничего не помню.

– Нигде нет реки, сравнимой с Зимром, – сказал Слит.

– Не мешай ему удивляться, Карабелла.

Направо и налево, насколько мог видеть Валентин, темные воды Зимра достигали горизонта. Река в этом месте была так широка, что больше походила на бухту. Он едва мог разглядеть квадратные башни Кинтора на другом берегу. Восемь или десять мощных мостов перекидывались через воду. Они были так велики, что Валентин удивлялся, как их вообще удалось построить. Тот, что находился прямо под ними, Мост Кинтора, был шириной в четыре шоссе. Петляющие арки поднимались и опускались и снова поднимались громадными скачками от берега до берега. Чуть ниже по реке был мост совершенно иной конструкции: тяжелое кирпичное ложе покоилось на поразительно высоких мостовых быках. А вверх по течению мост был стеклянный, он весь искрился. Делиамбер сказал:

– Это Мост Короналя, направо Мост Понтификса, а дальше вниз Мост Снов. Все они древние и знаменитые.

– Но зачем строить мосты там, где река так широка? – недоумевающе спросил Валентин.

– Здесь одна из самых узких точек, – ответил Делиамбер.

Длина Зимра, по словам вруона, достигла семи тысяч миль. Он начинался на северо-западе Долорна в устье Рифта и шел в юго-восточном направлении через весь верхний Зимрол к прибрежному городу Пилиплоку на Внутреннем Море. Эта счастливая река, судоходная по всей длине, была быстрым и феноменально широким потоком и стремительно неслась, извиваясь, как змея. На ее берегах стояли сотни богатых городов, главных внутренних портов, самым западным из которых был Кинтор. На дальнем конце Кинтора, едва видимые в облачном небе, тянулись с северо-востока зазубренные пики Границ Кинтора – девять громадных гор, на чьих холодных склонах жили племена грубых мужественных охотников. Этот народ часто бывал в Кинторе, меняя шкуры и мясо на промышленные товары.