Замок искушений - [11]

Сюзанн испуганно, но кокетливо вскрикнула, и больше вопрос ночных прогулок не поднимался.

Все девицы собрались через час в гостиной Сюзанн. Кроме Лоретт мадемуазель Виларсо де Торан никого из них не знала, и сейчас с любопытством присматривалась к девушкам. Правда, Элоди ей не понравилась — и лицо узкое, и глаза какие-то дикие, и ведёт себя странно и говорит какой-то вздор о каком-то Христе. Кто сегодня об этом вспоминает? Монашка, одним словом. Но мадемуазель Габриэль показалась ей очаровательной, живой и милой, и вскоре они уже свободно болтали.

Самой мадемуазель Элоди Сюзанн тоже не понравилась. Да, красавица, под стать брату, но и за столом, и здесь, в гостиной, её суждения несли печать пустоты и духовной помрачённости. Впрочем, что удивляться — каков братец, такова и сестрица. Выпускница католического пансиона в Шарлевиле, причем, как ядовито отмечали сестры, «лучшая из лучших», Элоди с чистым сердцем восприняла слова своих духовников и воспитательниц, совпадавших с суждениями почитаемого ею отца и словами Писания. Но по возвращении из пансиона она не могла не заметить, насколько далека реальная жизнь от тех добродетелей, кои ей проповедовали. Это расхождение, однако, не вынудило её пересмотреть свои принципы, но заставило преисполниться презрением к царящим вокруг нравам. И сейчас Элоди подумала, что в лице сестры мсье Виларсо де Торана судьба столкнула её с особой безнравственной и пошлой.

Что до Лоретт, то она могла интересоваться только Этьенном, расспрашивала Сюзанн о его вкусах, пристрастиях, любимых книгах. Сюзанн охотно и любезно отвечала, и тут Элоди с удивлением подметила в её словах о брате искреннюю гордость и горячее чувство. Сестра, бесспорно, обожала брата, и это в глазах Элоди делало ей честь.

Габриэль же восторженно болтала, восхищаясь замком, его светлостью, галантными молодыми людьми и очаровательным котёнком господина Бюрро — Валетом. Всё было просто прелестно! Особый восторг Габриэль вызвало чудесное платье мадемуазель Виларсо де Торан. Сестры д'Эрсенвиль были далеко не бедны, но таких изысканных столичных туалетов в их провинциальном обществе — удивительно чопорном! — никто не носил! Боже, до чего красива ткань, какой изящный крой, как прелестны эти фижмы на рукавах! Мадам Дюваль рассказывала им, как они раньше носили высокие прически самых разных форм! Жаль, что эта мода навсегда ушла. Нынешний стиль, хоть и говорят, что близок к античности, но он слишком прост и безыскусен, да и надоел уж порядком.

Сюзанн неожиданно, слегка задумавшись, спросила её, кто это — мадам Дюваль? Она где-то слышала это имя. Лоретт и Габриэль с восторгом рассказали о своей гувернантке, она настоящая аристократка, просто семья разорилась, и несчастная Люси вместе с сестрой Катрин вынуждены были идти в услужение. Ей удалось выйти замуж, но, к несчастью, муж скоро умер. Последние десять лет она жила в Эрсенвиле. При этом рассказе Сюзанн отметила, что мадемуазель Элоди не только не присоединилась к восторгам сестёр, но, напротив, на лице её отразилось пренебрежительное презрение. Сюзанн спросила сестёр, не Фоше ли девичья фамилия мадам Дюваль, и к их огромному изумлению, оказалась права. Мадемуазель Виларсо де Торан вспомнила, что и впрямь слышала как-то от своей гувернантки Катрин Фоше, что у неё есть старшая сестра. Правда, та рекомендовала Люси как вздорную и наивную дуру, у которой и на пятом десятке в голове девичьи шалости да грубый вздор, и выражение на лице Катрин было такое же, как у этой Элоди. При этом, разумеется, передавать её мнение сёстрам д'Эрсенвиль Сюзанн не собиралась.

Но как, однако, тесен мир!

Когда на башне пробило четверть десятого, Сюзанн навестила Этьенна. В роскошном шёлковом халате, сшитом не для удобства хозяина, но для того, чтобы остальным было проще постичь, какие услады может принести богатство, он, развалившись в кресле, что-то читал, но увидев сестрицу, отложил книгу. Нежным жестом она взъерошила его густые шелковистые волосы.

— Ну, малыш, каковы твои планы на эти дни? Лоретт и вправду влюблена в тебя до смешного.

Этьенн забросил ноги на стоящий рядом столик и откинулся в кресле, закинув руки за голову. Сейчас, в свечном пламени от кенкета он был очень красив. Магии его непонятного обаяния многие завидовали, тем более, что не красота юноши, не располагающее поведение и мягкость жестов и слов, и не умение слушать создали ему славу покорителя сердец. Мало ли красивых юношей в Париже! Красота ничего не объясняла. Но раз взглянув на него, женщине было уже невозможно отвести глаза в сторону. Впрочем, мистика потому и мистична, что необъяснима.

Сестру он выслушал лениво и задумчиво.

— Ты это мне говорила.

Сюзанн разлеглась в соседнем кресле.

— А сам ты, хочешь сказать, Тьенну, ничего не заметил? Она же глаз с тебя не сводила!

— Я заметил. Ты ненавидишь её?

Вопрос вызвал странную оторопь у Сюзанн, она с недоумением посмотрела на Этьенна, потом весело расхохоталась. Она поняла братца. Десятки девиц обожглись об Этьенна, как бабочки о свечное пламя, и пали с опалёнными крыльями. Конечно, если Сюзанн имела бы зуб на подругу, проще простого было расправиться с ней, просто познакомив с братцем. Но это не соответствовало действительности.