Замок фантазий - [3]

Он поднял лампу, чтобы лучше осветить мрачное темное пятно. Я отвернулся и взглянул на графа. Много разного просилось мне на язык, но я решил, что лучше молчать. Я не мог понять, то ли я стал жертвой самой зловещей шутки, которая когда-либо приходила на ум человеку, то ли мой проводник действительно сумасшедший. Он медленно повернулся, и тут я услыхал за спиной странный звук. Это мог быть и утихающий уже ветер, шуршащий листьями снаружи, но что-то в нем ощущалось более мягкое и ритмичное. А когда граф поднял лампу немного выше, я увидел, что к нам подходит девушка, одетая в простое темное платье, и в неверном свете лампы мне показалось, что она вполне могла бы сойти с одной из тех несуществующих картин древних мастеров. Улыбка самой Мадонны, милая ясность лица, почти неземная... Когда она подошла поближе и взгляд ее устремился на меня, ее лоб пересекли чуть заметные морщинки. Она выглядела извиняющейся и печальной. Я понял, что передо мной -- самое прекрасное, на что я когда-нибудь смотрел. Мой проводник поставил лампу на старинный сундук и повернулся ко мне:

-- Сударь, -- начал он с видом человека, уставшего выполнять свою задачу, -- вот кто может все показать вам лучше, чем я. Прошу меня извинить.

Он повернулся и оставил нас, а я, онемев, смотрел на пришедшую. Каким бы я ни был реалистом, я сомневался, что это -- живой человек.

-- Боюсь, сударь, -- заговорила она, -- что мой отец предавался одной из своих обычных мрачных шуток. Он водил вас по замку и показывал несуществующие сокровища?

-- Это моя вина, мадмуазель. Я не должен был навязываться.

-- Если вас привела сюда любовь к старине, -- возразила она, -- вы имели

полное право прийти, но, видите ли, все, чем мы когда-то владели, пропало.

Этот дом -- приют пустоты.

Я вздрогнул, потому что с ее словами атмосфера этой огромной комнаты, казалось окончательно остудила мою кровь. Но тут же кровь снова согрелась, потому что глаза собеседницы сияли, и от этого у меня быстрее забилось сердце. Никогда прежде не стоял я возле подобной красоты.

-- Мадмуазель, -- рискнул я, -- хотелось бы, чтобы здесь действительно нашлись сокровища, которые вы могли бы мне показать.

Она тихо засмеялась, но стала незаметно направлять меня к дверям.

-- Под этой крышей нет больше сокровищ, -- повторила она.

Я остановил ее движение, каким бы оно ни было медленным.

-- Мадмуазель, -- голос с трудом повиновался мне, -- поверьте, я говорю со

всем возможным уважением, говорю от всего сердца и со всей скромностью -

здесь еще осталось сокровище, более великое, чем любое произведение искусства

из тех, что когда-либо украшали эти стены.

Голос мой дрогнул от страсти. Я говорил серьезнее, чем когда бы то ни было в

жизни. Улыбка ушла с ее губ, но мягкий вопрос в глазах сделал ее еще

красивее.

-- Вы что же, пытаетесь льстить мне, сударь? -- спросила она.

-- Я пытаюсь найти слова, мадмуазель, -- ответил я, -- чтобы сказать, что

вы -- удивительнее всего, о чем мне приходилось в жизни мечтать. если вы

отошлете меня без надежды на новую встречу, то сделаете несчастнейшим из людей.

Она слегка наклонилась ко мне. Мы стояли в центре большого зала, и ветер,

свистя в трещины оконных стекол, заставлял метаться огонь лампы и выплескивал вокруг нас хаос теней. Девушка коснулась моей руки пальцами. Их прикосновение было почти лаской.

-- Тогда вы должны вернуться, -- прошептала она, -- потому что я не хочу

никого делать несчастным.

Кажется, я закрыл глаза в приливе экстаза, -- а открыл я их для кошмара. Минуту-другую я ничего не мог разобрать кругом. Я полулежал на каком-то тряпье на обочине дороги, опираясь спиной о низкую кирпичную стену. Напротив лежали четыре или пять фигур, все распростертые, неподвижные, с закрытыми лицами. Всего в нескольких ярдах от меня странно и гротескно высилась огромная бесформенная масса металла дерева и холста -перевернутый автобус, из разбитого радиатора которого еще вырывалась, шипя, струя пара и уносилась вниз, в ущелье. В ушах у меня стояли приглушенные рыдания, время от времени слышались крики боли. Двое мужчин, похожие на врачей, хлопотали поблизости, один из них вместе с женщиной в одежде монахини как раз склонялся над распростертой фигурой рядом. Немного дальше по дороге жандарм сдерживал все прибывающий поток экипажей и автомобилей.

-- Что такое? -- выдохнул я. -- Как я попал сюда?

И тогда мне ответил голос из-под большого белого капюшона рядом -- и мне почудилось, что я снова оказался в том замке-мавзолее:

-- Авария. На ваш автобус налетел другой. Столкновение очень тяжелое. Полежите спокойно, пока приедет скорая помощь...

Я попытался повернуться, чтобы взглянуть, было ли и лицо тем же самым -- и на время меня не стало.

* * *

Меня выхаживала до самого выздоровления очень милая сестра -- но капюшон ее капюшоном, а голос ее ничем не привлекал и пухлые щеки и добрые глаза не таили никакого очарования. Из-за легкого ранения головы мне на время запретили всякие вопросы. Своим чередом однако -- скорее, чем ожидали, -- я окончательно поправился. Скоро я смог сидеть. Первым навестил меня Дэнхем, тот, кто назвал меня снобом за неприязнь к автобусам! Он явился с рукой на перевязи, но в остальном отделался очень легко. несколько минут мы обменивались банальностями. Потом, раз уж в голове у меня прояснилось, я впервые принялся задавать вопросы.