Замок Эскаль-Вигор - [42]

При первом слове, которое пастор услышал о чувственном уклонении врага, он испытал что-то вроде оскорблённой муки и профессионального соболезнования. В глубине души он ликовал! Но как воспользоваться этим благодатным позором против графа? Не было доказательств. И не надо ли было скрывать от публичного разглашения бесчинства молодого Говартца! Оба союзника согласились подождать пока благоприятного случая. Кто знает, может быть, удастся отклонить когда-нибудь маленького любимца против проклятого преступника.

В ожидании, пока популярность дейкграфа продолжала падать, Ландрильон снова принялся за работу, с какою-то надеждою на успех, желая подействовать на этих бродягах Кларвача, которыми граф окружал себя так долго и из которых самые гордые оставались ещё у него в рабстве.

– Как я не угадал раньше всего этого! – подумал Бомберг после ухода доносчика, ударяя себя в лоб. – Какой я глупец! Всё могло бы предупредить меня, дать указание на эти ужасы! Разве родители этого грешника не любили друг друга до такой степени, что их любовь вопила к небесам! Они жили только для себя самих, для двоих; ограничивая всю вселенную только и телесною и моральною двойствейнностью, они в их чудовищном эгоизме не желали даже иметь детей, так они боялись меньше любить друг от друга!

Пастор был осведомлён об этой любви через своего предшественника. Анри и родился даже случайно, после нескольких лет этого неестественного брака.

К тому же, в уже далёкую пору, когда Анри де Кельмарк мучился от своих уклонений, он узнал от своей бабушки, до чего родители его обожали друг друга, и он приписал эту аномалию нечестивому сожалению родителей, когда он появился на свет.

Разумеется, они были недовольны, что создали существо, которое врывалось третьим в их любовный союз. Молодой граф долгое время воображал себе, что вырастал под властью материнской ненависти. Это чувство отвращения недолго оставалось у этой любящей женщины. Анри имел доказательства. Тем не менее, он был убеждён, вплоть до самого дня морального освобождения, что ребёнок, созданный под влиянием антипатии, должен был быть роковым образом потрясён в своих способностях и воздать всякой женщине чувство отвращения, которое одно время питала к нему мать.

Таково было и убеждение Бомберга. Но теперь Анри вернулся к чувству собственного достоинства, к своей природе и совести.

С помощью Гидона и Бландины, он чувствовал в себе силы создать религию абсолютной любви, столько же мужественной, сколько и самозарождающейся.

Он приходил в экстаз, как какой-нибудь исповедник накануне отправления в роковую неизбежную миссию.

II

Через несколько дней Кельмарк, Бландина и Гидон должны были навсегда покинуть Эскаль-Вигор.

Бландина, мучимая какими-то предчувствиями, ускоряла даже приготовления к отъезду.

Она спешила переехать в большой город, в ту виллу, где скончалась графиня де Кельмарк.

Ландрильон видел, что его добыча ускользает из его рук. Он надеялся получить Клодину, но, может быть, ему ещё сильнее хотелось отомстить владельцам замка. Он решил поэтому ускорить события с той и другой стороны.

Это происходило накануне знаменитой деревенской ярмарки в Смарагдисе, в пору так называемых обручений. Ландрильон отправился на ферму «Паломников» и заставлял Клодину сделать выбор между графом и им самим. Крестьянка просила у него позволения подождать несколько часов. Она намеревалась на другой день утром сделать последнюю попытку в отношении графа.

– Ах, Боже мой, что они все находят в этом негодяе! – воскликнул Ландрильон. – Нет, нет, Клодина, нечего тебе беспокоиться по этому поводу. Обрати своё внимание лучше на меня; теперь, когда он разорён, я стою лучшего. Согласись…

– Не раньше, пока я переговорю с ним в последний раз.

– Потерянный труд… Ты надеешься зажечь такого холодного человека, сделать из него…

Ландрильон удержался и не сказал ужасного слова, которое готово было сорваться с его уст.

– Достаточно уметь, как приступить! – заметила Клодина.

– Женщины более интересные, чем ты, и те не могли ничего добиться! Послушай, ты так хочешь сделаться графиней?!

– Да.

– Но, если я говорю тебе, что у него нет ни гроша. Бландина держит его в своей власти. Через несколько дней они покинут страну и замок будет продан. Если б ты захотела, мы повенчались бы, и купили бы Эскаль-Вигор…

– Нет, я выйду за Кельмарка. В замке должна быть графиня. К тому же, он больше не любит Бландины…

– Но и тебя он не любит…

– Он полюбит…

– Никогда…

– Почему никогда?

– Ты увидишь!

– Послушай, – сказала она ему, – ты знаешь обычай нашего острова. Завтра великий день ярмарки св. Ольфгара… Несмотря на католических или протестантских епископов, с тех пор, как женщины с Смарагдиса разорвали апостола, который отказался покориться их безумной страсти, в каждую годовщину мученичества молодые девушки имеют обыкновение выбирать себе тихого и упрямого юношу в мужья.

Я хочу воспользоваться этим правом. Завтра утром, я отправлюсь в Эскаль-Вигор, и уверена, что вернусь из замка с обещанием графа…

– Как бы ни так!

– Ты не веришь? Ну-с, а я уверена настолько, что, если он откажется, Ландрильон, я стану твоею.