Замочная скважина - [30]

Валерка тоже вырос не тем, кем должен был. В детстве он был ласковым мальчиком, часто плакал, лет до тринадцати спал с плюшевым мишкой и купался в ванне с солдатиками. Лида считала это странным, даже злилась.

– Веди себя в соответствии со своим возрастом, – говорила она. – Тебе сколько лет? Два года?

Валерка не понимал, почему мама сердится, и страдал от этого еще больше.

При живых родителях он рос как трава. Лида, занятая работой и невнятными попытками устроить личную жизнь, сына не то чтобы не замечала или не любила – нет, любила, конечно. Кормила, вызывала врача, когда он заболевал. Но не сидела на кровати и не гладила по голове, о чем Валерка тайно мечтал, не спрашивала про одноклассниц, не проверяла уроки. Валерка иногда думал, что мама вообще не знает, в каком он классе. Он сам записывался в секции – недолго поиграл на гитаре, походил на футбол… Он быстро увлекался и так же быстро остывал. То же самое происходило и с его чувствами. Он мог увлечься одноклассницей и так же быстро в ней разочароваться.

К Маринке, с которой действительно целовался, он вообще ничего не чувствовал. Но кто же откажется целоваться с первой красоткой района, тем более такой доступной? Он и не отказывался. Мужчиной он стал рано и быстро сообразил, как, что и в какой момент нужно сказать, на какие кнопки надавить, чтобы получить желаемое. Но если девушка оказывалась неприступной, он быстро охладевал к ней. Он не собирался страдать и добиваться. Зачем? Ради чего? В жизни так много всего доступного, того, что само плывет в руки – достаточно лишь оглянуться и поманить.

Про чувства Танюши он прекрасно знал, но так привык к соседке, которая обмирала в его присутствии, что вообще не видел в ней девушку – Таня и Таня. Соседка. Вынужденная, не им выбранная подружка детства. Маленькая девочка.

Про то, что Валерка способен испытывать хоть какие-то чувства, никто и не догадывался. Он был дерзкий, уверенный в себе, красивый мальчик. Такая красота и поведение одновременно и притягивали, и отталкивали. Даже Маринка, привыкшая к тому, что мальчики перестают дышать в ее присутствии, отчаянно потеют и заикаются, удивилась: даже после поцелуя Валерка был спокоен и смотрел на нее достаточно холодно. Но она быстро отогнала от себя эти мысли, не поверила – Валерка ей нравился. Они были похожи: одинаково равнодушные ко всему окружающему миру и хорошо знающие себе цену. У нее после поцелуя тоже не упало сердце, не перевернулся мир и не подкосились ноги. Валерка хорошо целовался – это единственное, что отметила для себя Маринка и засмеялась. Валерка подхватил ее смех, и на этом все закончилось. Больше они друг к другу не прикасались. В своих ощущениях, эмоциях они были как брат и сестра и немедленно отторгнули друг друга, как близкие родственники, хотя продолжали создавать видимость романа – самый красивый мальчик в районе и самая красивая девочка. Пара, от которой захватывало дух. Танюша, когда видела их вместе, вжималась в стену, настолько хороши были они. Настолько некрасива была она.

Валерка и Маринка. Они действительно были очень похожи. Маринка тоже росла как трава. Тетя Рая, замотанная на всех работах сразу, дочь почти не видела, чему та была только рада. Она стеснялась матери – ее тяжелой походки, непрокрашенной седины, уродливых сапог и вечного, невымывающегося запаха спирта и лекарств. Когда тетя Рая пыталась поцеловать дочь, хотя бы чмокнуть в макушку, Маринка вздрагивала и отворачивалась. Ей было неприятно. Она тоже подолгу простаивала перед зеркалом, разглядывая свой нос, губы, брови, разрез глаз. Сравнивала с фотографией матери, сделанной в молодости, которая висела на стене, и не находила сходства. Маринка одно время даже думала, что она не родная дочь, а приемная. Ну совсем же не похожа! Другая на ее бы месте задумалась, расстроилась, начала переживать, но не Маринка. Та тут же успокоилась, решив, что ее настоящая мать была актрисой или певицей, оставила ее в роддоме ради сцены или ради прекрасного мужчины, а тетя Рая забрала, удочерила. Маринка засыпала с этими мыслями, представляя, какая ее настоящая мама была яркая, воздушная и великолепная. Убедив себя в том, что она не родная дочь, Маринка охладела к матери и даже злилась на нее – за то, что та обрекла ее на такую жизнь, в вечной нищете, в этой старой квартирке. Мысль о том, что она могла быть похожей на отца, которого не знала, ее не посещала вообще. Ну какой мог быть муж и уж тем более любовник у матери? Израиль Ильич не в счет – мать за ним просто ухаживала, сиделкой была, а не женой. Ненастоящей женой.

– Ты у меня красавица… – плакала от усталости тетя Рая, глядя на дочь. – Ты мое счастье. Такая невеста выросла.

– Мама, ну перестань! – сердилась Маринка, потому что невестой себя совсем не считала. Ей вообще никто не нужен. Что за глупости?

Маринка хотела одного – уехать из этого района, вырваться, куда угодно, как угодно, только уехать. Не видеть этой помойки, этих домов, этих людей, которые ходят по одним и тем же дорогам много лет подряд и никуда, никуда с них не свернут. Маринка не мечтала, как ее одноклассницы, выйти замуж за мальчика из параллельного класса, с которым танцевала на школьной дискотеке и тогда же в первый раз поцеловалась, и переехать в точно такой же дом, в точно такую же квартиру, из окна которой будут видны та же помойка, те же детские садики и та же дорога к остановке. Ни за что. Она здесь не останется. При этом Маринка плохо понимала, куда конкретно она хотела бы попасть, но это не имело никакого значения. Она была уверена, что там, где кончается их улица и начинается дорога, ведущая к метро, есть другая жизнь, живут другие люди.