Замкнутый круг - [58]
— В город его поведет Кудлатый. А с кем он придет на квартиру Тышко, мне не известно.
— Цель встречи?
— Мне не говорили. Но от Сирко я когда-то слышала, что Сидор хотел ограбить почтовый поезд.
Костерной аж дернулся от промелькнувшей в голове догадки: в свою первую встречу с Борисом они с Ченцовым советовали ему устроиться на железную дорогу. Уже тогда они предполагали подобный вариант. Нет, что ни говорите, а государство не зря платит им деньги.
— Где остановится Борис?
— Вряд ли они будут сидеть в городе.
— Меня не интересует ваше мнение. Мне нужны факты.
— Больше я ничего не знаю.
— Будет ли кто-то подстраховывать вас на улице, в доме?
— У Сидора нет лишних людей. Они уходят на новую базу.
— Ну вот! А говорите, что больше ничего не знаете! — и Костерной принялся расспрашивать о банде.
Только под утро он отпустил Сокольчук, предупредив, что в случае предательства с ее стороны он вынужден будет содержание сегодняшнего допроса переправить Сидору. Сказал и пожалел. Понял: нельзя убить человека дважды. Чтобы как-то исправить свою промашку, он неуклюже и чересчур крепко пожал ей руку. Она вскрикнула, и это удержало ее от новых рыданий.
Отцу Бориса он сказал единственное, что мог: «Ваш сын не предатель. Постарайтесь собрать свою волю в кулак и не сорвитесь на встрече. Сведения мы вам дадим. Где и как — это уже наша задача. Помните, что за каждым вашим шагом могут следить. Оступитесь — потеряете сына».
— По идее, мне бы тебя, Иван Петрович, наказать надо, — выслушав капитана, сказал Ченцов. Но в голосе его не было строгости.
Поэтому Костерной безбоязненно огрызнулся:
— Опять же с вас пример беру: все делать самому!
— Но-но! — Ченцов постучал пальцем по столу. — Ошибки только дураки повторяют. А мы должны из них уроки извлекать. Впредь одному на операции ходить запрещаю.
— А если обстоятельства?
— Приказы, товарищ капитан, не обсуждают.
— Теперь понял, — Костерной встал и деланно вытянулся по стойке смирно.
— Пересядь на подоконник, — вдруг попросил Ченцов.
— Это зачем? — некстати спросил Костерной.
Подполковник вышел из-за стола, подвинул к себе кресло, с которого поднялся капитан, и ласково погладил его потертую спинку.
— Одно кресло на весь отдел, — почти искренне вздохнул он. — Раздавишь, как я тогда посетителей принимать стану?
— Один ноль, — осклабился капитан.
— Два ноль, — не согласился Ченцов.
— Это почему?
— Потому что поверил, будто я тебя разыгрываю. А мне казенное имущество и в самом деле жалко. Наверное, потому, что собственного никогда не имел.
Костерной неуклюже переминался с ноги на ногу.
— Что, Иван Петрович, озадачил я тебя?
Костерной и вовсе сконфузился, раздул от обиды щеки.
— Так-то, брат! — Ченцов погрозил ему пальцем. — Впредь не дерзи начальству.
А вернувшись за стол, как ни в чем не бывало сказал:
— Послушай, как бы ты на месте Сидора подстраховал себя в деле с Боярчуком?
Костерной посопел еще с минуту и неохотно проговорил:
— Они только одно средство применяют: берут заложников: От гитлеровцев научились.
— Старики в опасности?
— Да, — не задумываясь, подтвердил капитан. — Надо ставить охрану.
— Не годится.
— Хотя, конечно. Сразу догадаются, что нам все известно. Может, арестовать после встречи?
— Родственники у них где живут?
— В Киеве.
— Сегодня же отправишь Боярчукам телеграмму о болезни родственников и сегодня же посадишь мать Бориса на поезд. Ребята помогут. В Киев я сообщу. Там встретят.
— А Григорий Семенович?
— Надо подумать, как сделать, чтобы он был нужен бандитам до конца операции именно на работе.
— Постараемся.
К обеду предложения по встрече Бориса на предполагаемой явке были обговорены в деталях. Капитан Смолин добивался, чтобы именно его послали на квартиру Тышко, но Ченцов приказал ему устроить засаду в доме Игната Попятных. В душе подполковника еще не улеглась обида на беспрецедентную выходку подчиненного. И хотя рапорт на капитана Ченцов все еще держал в ящике стола, в отделе не могли не заметить, что Смолин постепенно отстраняется от оперативной работы. Большей обиды для чекиста не выдумать Но Юрий Яковлевич демонстративно выказывал свое смирение и брезгливо посмеивался, если ему выражали сочувствие.
Ченцов сам хотел встретиться с Григорием Семеновичем Боярчуком, но срочный вызов в областное управление перепутал все планы. За стариком уехал лейтенант Волощюк, переодетый в форму железнодорожника. Для большей убедительности срочно вызывался на работу и помощник машиниста — живший на разъезде Иван Криворучко. Его крикливая жена лучше всякого радио разнесет по селу весть о сверхурочной работе на железке, за которую опять заплатят керосином да селедкой.
В город «эмка» подполковника въехала уже в сумерках. Сашка включил ближний свет, и от этого улицы провалились в еще большую темноту. Высвечиваемые фарами серые булыжники мостовой, серые цоколи каменных зданий, серые тени редких прохожих словно заранее готовили гнетущую атмосферу предстоящей беседы. Ченцов знал, что полковник Груздев был в отъезде, и, следовательно, многие детали и мотивы своих решений придется объяснять заново. Но больше всего Ченцов не любил в таких докладах не повторений, а бесполезность самих объяснений, ибо все равно, кроме полковника, никто не рискнет отдать ему конкретный приказ. Значит, будут опять либо поучать, либо снимать стружку для профилактики, чтобы почаще вспоминал о службе. Работать научиться не мудрено, а вот служить не каждому Дано. Опять же — хорошего работника всяк заметит, а служаку выделит только начальство.
В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).
Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.
После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.
Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.