Замкнутый круг - [59]

С этими игривыми, но невеселыми мыслями и вошел Василий Васильевич в приемную управления. Дежурный по управлению майор Васильев предложил пройти ему к начальнику отдела кадров.

— Уж не на пенсию ли меня оформляют? — пошутил Ченцов.

Майор бесстрастно пожал плечами.

— Когда вернется Павел Егорович? — как можно дружелюбнее спросил Василий Васильевич, памятуя, что майор всегда благосклонно встречал его и готов был оказать маленькие услуги.

На сей раз Васильев вместо ответа сухо напомнил:

— Вас ждут в отделе кадров, товарищ подполковник.

И только когда Ченцов направился к выходу, чуть слышно с явным подтекстом проговорил:

— Полковник Груздев задерживается в Москве.

* * *

Борис по солнцу определил, что Кудлатый повел группу в сторону от города. Шли такими лесными дебрями, что приходилось удивляться, как они до сих пор не сбились с пути. Оказалось, вел всех охотник Илья, до войны промышлявший с братьями зверя в этих пущах. Жили они на хуторе Хощеватый и свое отношение к властям проявляли соответственно отпускаемым теми дробью и дымным порохом в обмен на охотничьи трофеи. О начале войны Илья узнал лишь через месяц, когда на его глухое становище вышли голодные окруженцы. Потайными тропами он вывел солдат из леса, проведал в хуторе, что братья его мобилизованы в армию, а военкомат вместе с другими советскими учреждениями эвакуирован из района, собрал все охотничьи припасы в родительском доме и смиренно переселился на семейную лесную заимку.

Немцев Илья за всю войну не видел ни разу, зато партизаны и бандеровцы столовались у него часто. Простоватый охотник без всякой задней мысли охотно помогал и тем, и другим. Так длилось, пока на заимку не наткнулся Гроза. Бандит расстрелял у избушки охотника раненого партизанского связного. За это партизаны обещали повесить отшельника. Илья вынужден был укрыться в схронах. Но и там он занимался только одним; добывал пропитание для общего котла голодных бандеровцев.

Кроме Ильи, неразговорчивый Кудлатый взял с собой двух погодков-хлопцов из дезертиров-черносвиток. Раньше Борис не слышал такого слова. Из расспросов понял, что черносвитками окрестили в народе призывников из освобожденных Красной Армией областей Украины. Недоверие Верховного ко всем оставшимся на оккупированной территории незримо накладывало на них черное табу предательства. Необученные, плохо экипированные формирования черносвиток уничтожались под прикрытием железного молоха войны. Уцелевшие в кровавой бойне, изверившиеся, они бежали в леса.

В банде Михась и Панас усердия не проявляли, больше пьянствовали. Но чем злее горел самогон в стакане, тем горше делалось на душе у обоих. Знали, что и жизни их также сгорят без остатка синим холодным пламенем, так и не принеся никому радости и тепла. В пьянстве и молчаливой тоске сошлись они с Кудлатым, чувствуя последнюю возможность заслониться им от жестокой своры Сидора.

Борис разу понял, что кроме Кудлатого, о задании, на которое они шли, никто не знает. Значит, на явочной квартире их ждут вдвоем. Остальные будут обеспечивать лишь охрану ночлега и подстраховывать их выход из города. Кудлатого Боярчук не боялся. В этом молчаливом, заросшем густым волосом человеке он успел понять главное: давно переступив черту страха за собственную жизнь и осудив ее бесполезность, Кудлатый смиренно ждал расплаты за содеянное почти как великого блага. И только сила инерции и неумение искать себе иной доли все еще удерживали его в банде.

На коротком привале в сыром темном овраге Боярчук подсел к нему и тихо, чтобы никто не слышал, спросил:

— Куда мы идем? Город в другой стороне.

— Идем в Хощеватый, — безразлично промычал бандеровец.

— Зачем?

Кудлатый, сопя, пожевал табак, сплюнул себе на яловые сапоги. Лениво предложил:

— Объясни ему, Илья.

— Брат мой старший, Ахрим, возвернулся, — рассудительно, как о само собой разумеющемся деле, заговорил охотник. — После немца он с японцем воевал. Сверхсрочил. Теперь домой отпустили. На хуторе нынче празднуют.

— Откуда же ты узнал? — удивился Боярчук. От лагеря до хутора было километров тридцать с гаком.

— Сорока на хвосте принесла, — хохотнул Михась.

— Теперь я понимаю, почему мы вышли раньше, чем хотели. — Боярчук насупился. — А вдруг на хуторе советы? Вляпаемся, как мухи в повидло!

— Там все свои, — успокоил его Илья. — Побачимся з браткой, выпьем горилки, закусим. А вранци он нас подвезет на бричке до города.

— Ставить под удар операцию? — Борис не знал, как повести себя в создавшейся ситуации.

— Чи дурной ты, Боярчук, чи що? — Панас сладострастно поскрябал себя ногтями по грязной шее. — Сказано тебе: выпьем и дальше пойдем.

Борис посмотрел на его вымученное испитое лицо, на равнодушные усталые глаза и понял, что должен согласиться с бандитами. Их отрешенность была дурным предзнаменованием.

— Если боишься, можешь подождать нас в лесу, — недовольно проговорил Кудлатый.

— Да нет уж. Вместе, так до конца. — Борис поднялся на ноги и машинально скомандовал: — Подъем!

Сказал и испугался. Но, к его удивлению, бандеровцы дружно поднялись и споро зашагали дальше, пропустив его впереди себя, вслед за Ильей.