Замки у моря - [8]

Молли глубоко вздохнула. Даже и не думай, предупредила она себя. Ему это не нужно. Да и ей ни к чему еще один рекламный агент.

Нет, это несправедливо по отношению к нему. Ведь она совсем не знает Квина. Единственное, что ей известно, — он трудоголик, слепленный из одного теста с Филом Оуэном. Возможно, ее влечет к ним рок. Лучшего не придумаешь: прожить жизнь с разбитым сердцем.

— Подскажи еще чуть-чуть, — взмолился Квин. — Что делает этот лебедь? — Он потер шею.

— Что делает?.. А! Он летит. — Она повернулась и раскинула руки в разные стороны, изображая лебедя.

Всматриваясь в мириады звезд, Квин вдруг замер.

— Я вижу его!

Он тоже раскинул руки, и Молли подумала, как смешно, должно быть, они смотрятся со стороны. Двое людей на террасе готовятся к полету.

— А говоришь, что нет воображения, — поддела она его.

— Иногда, как видишь, появляется.

Мягкая улыбка мужчины довела воображение до неимоверного предела.

— Какой твой знак?

— Знак зодиака? Неужели ты во все это веришь?

— Мы можем найти твое созвездие.

— Я Рак, — ответил он.

— Рак. Так. У тебя же скоро день рождения! Когда? Или уже прошел?

Квин только ехидно улыбнулся.

— Не хочешь говорить, да? Что ж, я люблю вызовы. — Она посмотрела на небо. — Жаль, но сейчас мы не увидим Рака. Надо подождать до осени или до зимы. Я Телец. Да и Быка мы сегодня тоже не сможем увидеть.

— Быка?

Она оперлась на перила, стараясь не встречаться взглядом с Квином.

— Я знаю, о чем ты сейчас подумал. Я упорно пробиваюсь через твою… броню. Прямо как бык.

— Я так не думаю, — немного погодя ответил он.

О боже! И зачем она затронула эту тему?

— Приятно слышать, но я и сама знаю, что иногда могу быть очень надоедливой… даже чересчур.

Он положил руку на перила рядом с ее рукой.

— Ты просто очень общительная, дружелюбная и открытая.

— Открытая. Мне понравилось.

Что это: снова заработало ее воображение или он на самом деле наклоняется к ней? Она почувствовала неповторимый мужской запах, и мурашки пробежали по телу.

— Общительная, безмятежная, — продолжал он. — Спокойная, невозмутимая.

— Уже можно остановиться.

— Безразличная.

— Что?

Он рассмеялся тепло, от души и совершенно неожиданно. Молли первый раз слышала его смех. И была рада, что именно она вызвала веселье.

— В безразличии меня еще никогда не обвиняли, — сказала она и ткнула его кулачком в грудь.

Квин схватил ее за запястье, удивив скоростью реакции и силой. Он заулыбался еще шире, и безупречно белые зубы засверкали во мраке ночи. Теперь он стоял совсем близко. Его дыхание щекотало ей волосы. Она же боялась вздохнуть и не могла думать ни о чем.

— Знаешь, — заявил он, — весело было смотреть, как ты поедала моллюсков.

— Я… хм… — Она откашлялась. — Выглядело немного по-свински.

— Соблазнительно.

— А знаешь, я заметила, ты произносишь «моллюск», а я говорю «маллюск».

Он медленно поднес ее руку к губам и поцеловал мягкую, нежную кожу. Каждая частичка Молли откликнулась на это прикосновение. Другой рукой она изо всех сил вцепилась в перила.

— Спасибо, — нежно произнес Квин, — за то, что позволила понаблюдать за тем, как ешь моллюсков. Спасибо, что показала закат. Спасибо, что открыла мне Лебедя.

— Спасибо тебе, что излечил мои болячки, — торопливо прошептала она в ответ. — И за то, что угостил меня килограммовым лобстером.

— Мне было приятно сделать это.

Молли почувствовала, как улыбка уходит с его лица, и поняла, что его сдержанность и самообладание возвращаются. Он вспоминает, кто она и что натворила. Представляет, каково стоять в церкви в ожидании свадебной церемонии.

Квин отпустил ее руку и отступил назад.

— Уже поздно. Я думаю, пора расходиться, — сказала Молли за него.

Она печет, подумал Квин, закрывая за собой входную дверь и открывая ту, что вела в его часть дома. Дверь наверху, как всегда, была распахнута настежь, и божественный сладкий аромат окутал весь дом.

Было около девяти, уже почти стемнело. Квин только что вернулся из города с парой видеокассет и ореховым сливочным мороженым. Последние пять дней они почти не встречались. Он перестал избегать ее, но между ними встала стена, такая же непреодолимая, как Берлинская.

Прошлое этой дамы подвело ее, и ничто не могло оправдать тот поступок с Филом, человеком, под чьей крышей Квин сейчас жил.

Иногда он давал волю воображению и представлял страстное любовное приключение с бывшей невестой бывшего босса. Но тут же перед его взором вставал бамбуковый пешеходный мостик, охваченный пламенем. Вот он сгорает, от него уже почти ничего не остается… все летит в тартарары. А Квин всегда считал, что не стоит сжигать за собой мосты.

Он попробовал приблизиться, но Молли дала хороший отпор. Она почувствовала его отчужденность и сама обрывала разговор, будто стараясь не надоедать ему. Всего несколько дней назад он радовался, что она приняла его условия, теперь же чувствовал себя последним дураком.

Его отношение к Молли было ясно: осуждение. Сдержанность и отстраненность с его стороны достаточно красноречивы.

Его волнует только карьера, на которую он потратил восемь долгих лет. Нельзя рисковать этим ради…

Ради чего? Ради человеческих взаимоотношений с женщиной? Отвергать кого-то и просить стать матерью своих детей — два противоположных берега огромного океана. Можно найти нечто посередине.