Заметки о прозе Пушкина - [3]

Я привожу запись Пушкина от 2 августа 1822 г.:

«Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещенные времена могут родиться Калигулы. Русские защитники самовластия в том несогласны и принимают славную шутку г-жи де-Сталь за основание нашей конституции: En Russle le gouvernement est un despotisme mitigé par la strangulation. (Правление в России есть деспотизм, ограниченный удавкою) (Пушкин, т. VI, стр. 24).

Дети, которые гибнут у самовластительного злодея, – это дети Романовых.

Дочери Павла умирали в 1795 г., в 1801 г., в 1803.

Дочери Александра умирали в 1800 и в 1808 г.

То, что стихотворение написано в 1817 году, для меня вообще мало вероятно. Оно звучит, как более позднее.

Тут я должен прибавить еще одно обстоятельство, важное для датировки.

28 декабря 1818 г. умерла сестра и любовница Александра – Екатерина Павловна. Известие об этом было получено в России 11 января.

Это было большим горем Александра.

Образ Калигулы связан не только с Павлом, но и с Александром, потому что Калигула был убийцей своего отца и мужем своей сестры.

Упоминание о стихах на «Вольность» мы находим в письме Карамзина от 19 апреля 1820 г. В это время гибель Екатерины Павловны была очень свежа, и мне кажется, что стихотворение написано в начале 1819 г. и «жестокая радость» Пушкина имеет точный адрес.

Все это Пушкин превосходно знал. В 1824 г. он записывает свой воображаемый разговор с Александром I.

Привожу запись этого разговора и обращаю внимание, что в нем говорится о каких-то пушкинских обвинениях, которые направлены против личной правды и чести царя.

Вот разговор:

«Когда б я был царь, то позвал бы Александра Пушкина и сказал ему: “Александр Сергеевич, вы прекрасно сочиняете стихи”. Александр Пушкин поклонился бы мне с некоторым скромным замешательством, а я бы продолжал: “Я читал вашу оду Свобода. Она написана немного сбивчиво, слегка обдумана”, а я: – Но тут есть три строфы очень хорошие… “Я заметил, [вы] старались очернить меня в глазах народа распространением нелепой клеветы. Вижу, что вы можете иметь мнения неосновательные; что вы не уважили правду личную и честь даже в царе”. – Ах, ваше величество, зачем упоминать об этой детской оде?» (Пушкин, т. VI, стр. 369).

Здесь Пушкин устами Александра говорит о «сбивчивости» оды, причем «сбивчивость» – это обвинение, и обвинение политическое.

Александр обвиняет Пушкина в том, что нарушена «личная правда и честь в царе».

Пушкин знал цену своей «сбивчивости», хитрил с дядей и был откровенен в воображаемом разговоре с Александром I.

Пушкин не оправдывается и ссылается только на «Руслана и Людмилу».

Я заранее извиняюсь перед пушкинистами, если у меня в цитатах неверно поставлены кавычки и прямые скобки, теория которых сейчас так хорошо разработана, но мне кажется несомненным, что традиционное восприятие «Вольности» – правильно, и несколько поколений не ошибалось, когда вкладывало в них отвергаемое Б. В. Томашевским толкование.

Ода «Вольность» политически направлена прямо против Павла и Александра, написана она так, чтобы была возможность оправдываться и ссылаться на сбивчивость.

II

Что же делать с примечанием о дяде?

Примечание о наполеоновской порфире сделано для того, чтобы через легкомысленного сплетника дать цензурный вариант и сбить смысл следующей строфы, представляющей эмоциональный центр всего произведения.

Строфа снабжена чертами, которые позволяют ее отнести к Наполеону. Она так и поставлена, но она осмысливается следующей строфой, и это сделано поэтом сознательно.

В оде «Вольность» начало оды построено почти из отвлеченных политических понятий.

Середина оды дает конкретное описание и по контрасту становится центром всего стихотворения.

Сбивчивость в строфе возникает благодаря тому, что пейзажный фон поставлен после нее, а не перед ней, и не подчеркнут переход к России.

Наоборот, ироническое примечание, говорящее о дяде, подчеркивает безобидность предыдущей строфы.

Пушкинское примечание отводит смысл стихотворного отрывка от его прямого политического звучания, в то же время не отменяя его.

Иронический смысл примечания, я думаю, для всякого ясен.

Очевидно, здесь нужно поговорить о пушкинских примечаниях вообще, потому что весь спор не может быть разрешен простым сличением черновиков и вариантов.

Возьмите «Евгения Онегина».

В первой главе есть две темы: тема о герое поэмы и тема о судьбе поэта, мечтающего о перемене участи.

Идут не отступления от основной темы, а проводятся фугой обе темы.

Острота основной биографической темы ослаблена примечаниями.

У Пушкина в главе I «Евгения Онегина» идет тема о стремлении поэта бежать из своей страны, чтобы принять участие в революционной борьбе за освобождение Греции.

Эта тема замаскирована примечаниями. Основной сюжет со всеми его подробностями пародиен.

Двупланность лежит в самой основе произведения.

Этот обиняк делается из стихов и примечаний.

В строфе второй Пушкин пишет:

Там некогда гулял и я:

Но вреден север для меня.

И тут же закрепляет примечанием: «Писано в Бессарабии».

В восьмую строфу входит упоминание о ссыльном Овидии Назоне, причем указано, что он сослан в Молдавию. Примечание, которое тут дано, обогащает читателя лишними подробностями об Овидии и носит пародийный характер ученого примечания. Оно уменьшает совпадение второй и восьмой строф, вернее – подчеркивает это совпадение и в то же время отводит его в другое русло.