Заместитель господа бога - [18]

Иду к себе. По дороге докуриваю, наслаждаясь шикарным табачком. На рации сейчас Любомир, сидит, раскладывает пасьянсы. Рация — самая скучная работа в Службе. Делать абсолютно нечего, а уйти нельзя — аварийная волна.

— Держи подарок, — протягиваю Любомиру трубку и кисет.

— А Вы? — дожил, коллеги на Вы называют. А что делать? Да я уже почти привык...

— Бросил я. Медицина не рекомендует. Как там, тихо?

— Тихо, вроде.

— Ну и добре, — сажусь за стол и начинаю листать журнал регистрации групп...

Август 2010, Центральный Кавказ

Раз... два... вдох...три... четыре ... выдох... пять... шесть... вдох... семь... восемь... выдох... Два шага вдох, два шага выдох. Каждые тридцать шагов остановиться и подышать. Воздух вырывается из легких и с натужным хрипом, а врывается в них с дребезжащим свистом. Совсем форму потерял, начспас, совсем. Полтора года в лагере просидел, и всё... Зря дока послушал, зря... Надо было ходить помаленьку... Раньше ты здесь бегом бегал, с рюкзаком. А теперь налегке еле плетешься по тропе, пробитой для тебя лагерным сторожем... Вон, как снег месит... Надо же, Акрам терпеть не может ходить по горам. Он здесь родился, всю жизнь здесь прожил, а гор не любит. Никогда не ходил дальше, чем от лагеря до поселка. А тут подошел, когда я собирался, и отобрал у меня рюкзак, произнеся больше слов на русском, чем за предыдущий год: «Акрам табой хадыть, нэсти. Адын нэ хадыть, Акрам хадыть». Теперь прет впереди, пробивая мне тропу и таща весь груз. А я с трудом ползу за ним, останавливаясь каждые тридцать шагов. Тяжело... И грудь побаливает слева. Несильно так, но побаливает. И под лопаткой колет...

Ничего, справлюсь. Задача у нас простенькая. Надо дойти до этих раздолбаев — коммерсантов и вытащить из трещины их раздолбая — гида. Не проблема, только дойти.

Вперед. Вдох, раз... два... выдох... три... четыре... вдох...

Интересно, почему ЧП идут наплывами? Почти полгода вся Служба била баклуши, тишина полная, как будто где-то там, наверху, решили, что без меня спасы не спасы, и нечего их организовывать. В смысле провоцировать. А последний месяц прорвало. Выход за выходом. Ребята просто не успевали поесть, не то, что поспать. И сейчас все на Тюмгене, и к раздолбаям на Гору мне просто некого было послать.

В итоге на рации сидит лагерная повариха, а я считаю шаги на самом популярном в прошлом маршруте района. Ну чего бы им не идти с базы, там у нас всегда два-три человека сидят. Нет, поперлись по старому маршруту... Еще и погода весь месяц ни к черту. Вон, сколько снега навалило.

Тринадцать... четырнадцать... вдох... пятнадцать... шестнадцать... выдох... Нет, такими темпами мы до мартышкиного заговения здесь ковыряться будем. Не хочется таблеточки жевать, и док не советовал, но придется. И одной тут не обойдешься. Останавливаюсь, кричу Акраму, чтобы он не спешил, и зажевываю две таблетки. Акраму без меня совсем нет смысла туда идти. В альпинизме он ноль нолем. Силищи, правда, море Лаптевых, как-то на спор пронес через весь лагерь неосвежеванную тушу быка. Так что, если дотянется до этого умника в трещине рукой, никаких веревок не потребуется, выдернет, как морковку. Только вот сомневаюсь, что тот так близко к поверхности. Сами бы достали.

Грудь немного отпускает. И дыхалка начинает работать поровнее. Дышу уже через пятьдесят шагов. Давай, начспас, давай... Еще таблеточку, что ли, сожрать... Нет, пока воздержусь...

____________________

Двадцать пять... вдох... двадцать шесть... выдох...

Черт, я себя явно переоценил... Совсем тяжело идти... Дыхание сбивается... Грудь сжало тисками и не отпускает... Под лопаткой колет... Таблетки уже не помогают... Сколько я сожрал? Десять? Двенадцать? Уже и не помню... Акрамчик, давай потише. Немного уже осталось, надо дотерпеть.

Вот, собственно, и Перевал. Связываемся. Точнее, я связываю себя и Акрама. Заодно отдыхиваюсь, прислушиваюсь к себе. Хреновенько, но дальше положе.

Группы не видно. И рация их молчит. Они должны быть где-то здесь, на плато, дальше трещин нет.

В конце плато замечаю палатки. Странно... Стали лагерем у трещины, куда провалился гид? Где ж он там трещину нашел? Или не они? Ладно, подойдем — разберемся...

Высокий широкоплечий детина с широченной улыбкой поднимается нам навстречу:

— Спасатели? С нас пузырь! Здорово мы Вас разыграли?

Кровь с шумом бьет мне в голову, кулак сжимается сам собой, и детина валится прямо на крышу большой оранжевой палатки.

Из палатки вылетают трое и бросаются ко мне, но не успевают...

В голове расцветает яркая вспышка взорвавшейся гранаты. Что-то острое вонзается под левую лопатку и выходит меж ребер, разрывая грудь. Ноги разом перестают держать. Снежный склон неторопливо встает дыбом, приближаясь к моему лицу, глаза застилает туман, сквозь который я вижу, как жутко, до неузнаваемости, искажается лицо Акрама, и его пудовые кулаки врезается в челюсти сразу двоих набегающих...

______________________

— В общем, Акрам отмордовал всех восьмерых, а потом заставил их тащить Викторыча до лагеря. Мы их только под Перевалом встретили, тогда некогда было, а в лагере уж добавили от себя. И Любомир присоединился. Так представляешь, самый здоровый помчался к Мусе жаловаться! Теперь они сидят в каталажке и подписывают протоколы, как они напали на спасателей, и почему оказали сопротивление при задержании. Муса поклялся, что меньше, чем двумя годами никто из них не отделается. А если Викторыч умрет, то он лично пристрелит их всех при попытке мятежа и захвата отделения.