Замерзшая рябинка - [3]

Заметив меня, Ветка смущенно сказала:

— Пойдем, Савченко. Ты нагородил чепухи и бреда.

Парень как-то сразу сник и подышал на руки. Он закричал, когда я подошел к станку:

— Эй! Алё! Ну-ка проваливай!

Ветка взяла его под руку, и они ушли.

Из слов парня я понял только то, что я «левак», как будто я шофер и езжу «налево». Я сказал вслух: «Я не «левак», а ты ишак!» — и снова принялся за рябинку. Я понял, что в картине чего-то не хватает, и догадался: снег на крыше нужно было подсинить, как моя мать подсинивает белье, а снег на газоне подтемнить. Я так и сделал. И снег на крыше стал белым-белым, а на газоне грязноватым. Потом я заполнил пустые места над крышей холодным синим небом и подумал: «Почему он сказал: «Пуск синхрофазотрона»?» Я засмеялся, заметив прилипший к фанерке кусочек газеты с этими словами.

Я погрел руки над кофейником и корявыми буквами написал внизу листа: «Замерзшая рябинка».

И ноги и нос у меня совсем застыли, но я все смотрел то на мою рябинку, то на настоящую.

Уже темнело, когда я втаскивал станок с картиной в подъезд. Меня окликнула Ветка:

— Ты, Вовка, талант!

— А Савченко твой пижон!

— Что ты, — сказала Ветка, — ну… как бы тебе сказать… он в таком состоянии, что видит нечто высокое и прекрасное во всякой ерунде.

— И в тебе, значит? — сказал я, догадавшись.

Ветка нахлобучила мне шапку на голову и весело побежала по лестнице. Жаль, что у меня были заняты руки. Сверху Ветка крикнула:

— Не носи рябинку в тепло! Краски оттают, и все размажется.

Я похолодел. Это была правда. Еще немного — и загубил бы свою рябинку.

Я пошел к дворничихе, взял у нее ключи и поставил «Рябинку» на улице за стеклом доски объявлений.

Все проходили и смотрели на «Рябинку», а я стоял поодаль и смотрел и почему-то никак не мог на нее наглядеться.

Вечером меня ругали за кофейничек, за духи, которые, оказывается, были «самым скромным, но дорогим подарком», и за дощечку, вымазавшую лук и селедку в разные краски.

На уроке рисования Арина Ивановна спросила меня:

— Принес альбом и краски?

Я показал и то и другое.

— Хорошо. А рисунок с натуры сделал?

Я сказал:

— Сделал… но…

— Забыл? — вскрикнула Арина Ивановна, грозно раскрывая журнал.

Я подошел к ней и так, чтобы никто не услышал, рассказал, почему я не принес свою картину.

Арина Ивановна сказала всему классу:

— Ребята! После уроков мы пойдем смотреть картину Вовы Рыжикова. Это любопытно.

Потом она проверяла домашние задания и тут же ставила отметки.

Лимский, оказалось, нарисовал целый комод, а на нем семь белых слоников и серую в яблоках кошку-копилку. Ошейник на кошке и ручки комода Лимский раскрасил золотой краской. Мы с Петькой зевнули от скуки. Арина Ивановна долго смотрела на рисунок Лимского и равнодушно сказала:

— Четверка.

Это была первая четверка Лимского по рисованию. Он обиделся. Зато Арина Ивановна повеселела, когда поставила три пятерки: Буркиной — за рисунок «Жареная картошка на синей скатерти» (у меня и у Петьки потекли слюнки, такой это был рисунок), Грачикову — за рисунок «Машина убирает снег» и Алешиной — за рисунок «Папа бреется».

После уроков Арина Ивановна и наш класс направились смотреть мою «Рябинку».

По дороге к нам пристали еще несколько ребят и девчонок.

Когда мы пришли в наш двор, я покраснел и сказал:

— Вот… за стеклом…

Все столпились у доски объявлений.

Арина Ивановна первая тихо сказала:

— Рябинка!..

Ребята несколько секунд молчали, а потом затараторили:

— Красиво как!

— Ой! Ой! И еще раз ой!

— А мы на нее тыщу раз смотрели!

— Нарисуй мой портрет!

Арина Ивановна сказала мне:

— Можешь нести рисунок домой. Краски на морозе просыхают, как лужи… Ставлю тебе… — она задумалась, — четверку с плюсом.

Это была моя первая в жизни четверка по рисованию. Лимский что-то бурчал себе под нос. Арина Ивановна добавила:

— Ты, Вова, должен поучиться у Лимского технике рисунка, а ты, Лимский, — у Вовы…

— Выходить из плена дурного вкуса! Искать красоту! — не удержался я.

Арина Ивановна кивнула. Ребята еще долго смотрели на «Замерзшую рябинку» и сравнивали ее с настоящей. А когда все ушли, я вынул мой рисунок из-за стекла и пошел домой.

У подъезда мне повстречался тот самый Веткин парень. Он кашлянул и отвернулся. Я тоже.

Дома я подумал: «Что бы мне еще нарисовать?» И решил: «Обязательно нарисую свою желтую полевую сумку, пробитую пулями в трех местах».