Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий - [53]

Съ юридической точки зрѣнія судебный процессъ Угрюмовой чрезвычайно замѣчателенъ[7] для того времени: онъ былъ веденъ гласно, при участіи обвинительной власти, защитниковъ Рыкса, Комажевскаго и Угрюмовой, какъ обвиняемыхъ, и адвоката со стороны князя Чарторижскаго, какъ главнаго обвинителя. Рѣчи участвовавшихъ въ судебномъ засѣданіи лицъ отличаются превосходною обработкою слога и утонченностію доводовъ и со стороны обвинителей, и со стороны защитниковъ, но мы не будемъ останавливаться на подробностяхъ этого процесса. Скажемъ только, что защитники Рыкса и Комажевскаго доказывали, что никакого злаго умысла на жизнь Чарторижскаго не было; они ссылались и на то, что Станиславъ Потоцкій и Тейлоръ придали подслушаннымъ ими словамъ Рыкса и Угрюмовой такой смыслъ, какого они вовсе не имѣли, и, наконецъ, защитники обвиняемыхъ вовсе отвергли, на основаніяхъ тогдашняго польскаго законодательства, показанія Игнатія и Станислава Потоцкихъ, какъ такихъ лицъ, которыя, по многимъ причинамъ, не могли быть признаны имовѣрными свидѣтелями, и обвиняли князя Чарторижскаго въ клеветѣ не только на Рыкса и Комажевскаго, но и на самаго короля. Защитникъ Угрюмовой доказывалъ, что со стороны ея никакой интриги не было и что она показывала сущую правду; Угрюмова же не только подтверждала тѣ обстоятельства, о которыхъ мы уже говорили, но заявляла еще, что Рыксъ уже и прежде звалъ ее въ Гродно за тѣмъ, чтобы оказать королю чрезвычайно важную услугу и обѣшалъ ей 1,000 дукатовъ единовременно, 500 дукатовъ ежегодной пожизненной пенсіи, а также и помѣстье, если только она съумѣетъ войти въ сношенія съ однимъ лицомъ, переписывавшимся съ княземъ Чарторижскимъ. Но такъ какъ, по словамъ Угрюмовой, ей не удалось исполнить это, то Рыксъ оставилъ ее въ Гродно и послѣ того явился къ ней въ Варшавѣ съ тѣмъ ужаснымъ предложеніемъ, о которомъ она не замедлила сообщить князю Чарторижскому.

Что касается маіора Угрюмова, то онъ явился на судъ только въ качествѣ свидѣтеля. Маіоръ показалъ, что послѣ возвращенія его жены изъ Гродно, Рыксъ и Комажевскій были у нея два раза, и что когда они пришли къ ней въ послѣдній разъ, то онъ, Угрюмовъ, встрѣтился съ ними и отрекомендовался имъ какъ мужъ хозяйки дома. «Послѣ того — продолжалъ Угрюмовъ — жена моя поговорила нѣсколько минутъ съ этими господами и показала имъ какое-то письмо, копію съ котораго снялъ Комажевсуій. Затѣмъ они разговаривали между собою, но я — продолжалъ Угрюмовъ — не видѣлъ, чтобы Комажевскій показывалъ ей что нибудь написанное или чтобы онъ далъ женѣ моей какой нибудь пакетикъ. Во время ихъ разговора я вышелъ изъ комнаты, чтобы приказать слугѣ принести письменныя принадлежности. Когда же разговоръ кончился, то Комажевскій сказалъ мнѣ, что нигдѣ нѣтъ такихъ строгихъ законовъ, какъ въ Польшѣ; но, добавилъ онъ, жена ваша не знаетъ ихъ, а между тѣмъ въ такихъ дѣлахъ надобно дѣйствовать крайне осторожно, потому что безъ ясныхъ доказательствъ никакія словесныя показанія не могутъ имѣть у насъ силы. Затѣмъ онъ упомянулъ о королѣ Сигизмундѣ, какъ о строгомъ государѣ. Когда же они ушли, я спросилъ жену, о чемъ она говорила съ ними. На мой вопросъ она отвѣчала: «вы не понимаете по-французски, а мнѣ скучно было бы растолковывать вамъ все это».

Послѣ такого показанія, маіоръ Угрюмовъ былъ освобожденъ отъ дальнѣйшихъ допросовъ, но такъ какъ данныя имъ на судѣ показанія, о передачѣ его женѣ Комажевскимъ яда, противорѣчили ея собственнымъ показаніямъ, то обстоятельство это и послужило главнымъ основаніемъ къ обвиненію ея въ клеветѣ на Комажевскаго.

15-го марта 1785 года состоялся приговоръ трибунала, судившаго Угрюмову, Рыкса и Комажевскаго. Въ приговорѣ этомъ излагалось, что сообщеніе, сдѣланное Угрюмовою Чарторижскому 14-го января, противорѣчитъ ея показаніямъ, что оно не подтверждается ни слѣдствіемъ, ни допросомъ, и что, наконецъ, оно ложно въ самыхъ главныхъ основаніяхъ, что порошокъ, будто бы данный ей Комажевскимъ, не ядъ; да при томъ и самый порошокъ не былъ ей вовсе переданъ ни Комажевскимъ, ни Рыксомъ, и что разговоръ этого послѣдняго съ Угрюмовой, подслушанный Потоцкимъ и Тейлоромъ, не имѣлъ совсѣмъ того смысла, какой они сами ему придали. По этимъ соображеніямъ, трибуналъ освободилъ Рыкса и Комажевскаго отъ всякаго обвиненія въ покушеніи на отравленіе Чарторижскаго, но тѣмъ не менѣе приговорилъ Рыкса къ полугодичному заключенію, собственно за сношенія его съ обвиненной. Сдѣланныя же Угрюмовою на счетъ Рыкса и Комажевскаго заявленія онъ призналъ ложью и клеветою, и запретилъ упоминать объ этомъ подъ страхомъ наказанія. Князь Адамъ Чарторижскій былъ приговоренъ къ 60-ти польскимъ маркамъ пени въ пользу Рыкса и Комажевскаго. Что же касается Маріи Угрюмовой, присвоившей себѣ разныя имена и обвиненной въ мошенничествѣ, кражѣ, а также и въ злостномъ вымыслѣ о составлявшемся будто противъ короля заговорѣ и о злоумышленіи на жизнь князя Чарторижскаго, то трибуналъ присудилъ ее къ выставкѣ у позорнаго столба въ Старомъ-городѣ, къ наложенію ей на лѣвую лопатку, чрезъ палача, раскаленнымъ желѣзомъ клейма съ изображеніемъ висѣлицы и къ содержанію въ вѣчномъ, безъисходномъ заточеніи.