Замечательные и загадочные личности XVIII и XIX столетий - [33]

Бестужевъ и Вилльямсъ зорко слѣдили за тѣмъ, чтобы французскіе агенты не проникли въ Петербургъ, и хотя вслѣдствіе этого Дугласъ долженъ былъ вскорѣ уѣхать оттуда, но д’Еонъ, по разсказу Галльярде, неотвергаемому и во вновь изданной имъ книгѣ, остался въ Петербургѣ и, заручившись благосклонностью Воронцова, былъ представленъ императрицѣ.

IV.

Носитъ ли д’Еонъ женское платьѣ въ Петербургѣ? — О назначеніи его чтицею при императрицѣ. — Опроверженіе этого факта. — Д’Еонъ и великій князь Петръ Ѳедоровичъ. — Письмо Людовика XV, разъясняющее вышепооставленный вопросъ. — Акты, изданные Бутарикомъ. — Отъѣздъ д’Еона изъ Петербурга. — Возвращеніе его туда.

Теперь намъ слѣдуетъ остановиться на вопросѣ: носилъ ли д’Еонъ въ Петербургѣ женское платье и былъ ли тамъ принятъ подъ именемъ дѣвицы де-Бомонъ?

Находящіеся въ мемуарахъ д’Еона разсказы о житьѣ его во дворцѣ Елисаветы Петровны и о назначеніи его при ней чтицею опровергнуты теперь собственнымъ признаніемъ Галльярде, но, тѣмъ не менѣе, несомнѣнно, что переодѣтый въ женское платье кавалеръ оказалъ въ Петербургѣ большія услуги королю, который самъ засвидѣтельствовалъ объ этомъ въ своемъ письмѣ къ д’Еону.

Надобно, впрочемъ, сказать, что еще до изданія признаній Галльярде, появленіе д’Еона при дворѣ императрицы Елисаветы Петровны въ женскомъ платьѣ и назначеніе его чтицею при государынѣ — самымъ настойчивымъ образомъ опровергалось въ упомянутой выше брошюрѣ г. Бергольца. По поводу этого авторъ брошюры говоритъ, что только самый пріѣздъ д’Еона въ Россію можетъ считаться поступкомъ, соотвѣтствующимъ роли искателя приключеній, но что за тѣмъ нѣтъ ничего особеннаго въ положеніи его какъ секретаря посольства, положеніи — которое, повидимому, ограничивалось обыкновенною политическою интригою — и только позднѣе, со времени измѣненія д’Еона въ женщину, его жизнь получила романическій оттѣнокъ и обратила на себя вниманіе публики.

Г. Бергольцъ опровергаетъ разсказъ Галльярде о прибытіи д’Еона въ Петербургъ подъ видомъ дѣвицы де-Бомонъ и о назначеніи его чтицею тѣмъ, что императрица Елисавета только съ трудомъ говорила по-французски, не была охотницей до чтенія и что должность чтеца или чтицы не существовала во все время ея царствованія.

Съ своей стороны г. Бергольдъ появленіе въ печати разсказа о пребываніи д’Еона въ Петербургѣ подъ видомъ дѣ вицы де-Бомонъ объясняетъ тѣмъ, что въ двухъ сочиненіяхъ, относящихся къ д’Еону и изданныхъ ранѣе книги Галльярде, говорится: въ одномъ (Mémoires de m-me Campan 1823 г.), будто-бы д’Еонъ былъ чтецомъ при Елисаветѣ Петровнѣ, а въ другомъ (Espion anglais. 1785 г.), что онъ разсказывалъ самъ, будто, во время своего пребыванія въ Петербургѣ, онъ носилъ женское платье. Изъ соединенія двухъ этихъ разсказовъ, замѣчаетъ г. Бергольцъ, и явилась выдумка г. Галльярде о «чтицѣ» императрицы. При этомъ, говоритъ г. Бергольцъ, авторъ послѣдняго изъ упомянутыхъ сочиненій, сообщая о переодѣваніи д’Еона въ женское платье, сомнѣвается самъ въ достовѣрности этого факта, такъ какъ онъ пишетъ: «На самомъ дѣлѣ кавалеру д’Еону было гораздо труднѣе проникнуть и втереться ко двору подъ видомъ женщины, нежели мужчины, въ особенности же это было рисковано потому, что онъ могъ навлечь на себя подозрѣніе тою неловкостью, какую онъ долженъ былъ имѣть тогда и какою онъ отличается даже и теперь въ томъ нарядѣ, котораго прежде никогда не носилъ».

Далѣе, чтобы доказать до какой степени разсказы о приключеніяхъ д’Еона въ Петербургѣ, какъ женщины, заслуживаютъ мало вѣры, г. Бергольцъ ссылается на мемуары Башомона (Mémoires secrètes de Bachaumont), который подъ датою 21-го декабря 1763 года пишетъ: «Приключеніе, бывшее съ г. д’Еономъ де-Бомономъ въ Англіи заставило сдѣлать розысканія на счетъ его и на основаніи ихъ оказывается слѣдующее: о д’Еонѣ говорятъ, что онъ былъ употребленъ для веденія мирныхъ переговоровъ скорѣе вслѣдствіе интриги, нежели по выбору самого министерства. Первая посылка его въ Россію была въ качествѣ фехтовальщика. Великій князь хотѣлъ имѣть учителя фехтованія и на эту должность выбрали способнаго къ тому д’Еона, въ надеждѣ, что онъ уладитъ возвращеніе въ Петербургъ французскаго посольства. Вышло то, что предвидѣли: д’Еонъ пріобрѣлъ расположеніе великаго князя, будучи участникомъ его увеселеній, и внушилъ, что Франція очень охотно пошлетъ въ Россію своего посланника».

Учитель фехтованія и дѣвица, замѣчаетъ г. Бергольцъ — составляетъ нѣкоторую разницу, и затѣмъ онъ опровергаетъ даже самый разсказъ Башомона, на котораго ссылается, считая разсказъ его лишеннымъ всякой достовѣрности, такъ какъ великій князь, впослѣдствіи императоръ Петръ III, былъ самымъ горячимъ сторонникомъ англо-прусскаго союза, почему французскому агенту и не могло придти на умъ обратиться къ нему для достиженія своихъ цѣлей. Быть можетъ, продолжаетъ г. Бергольцъ — чрезвычайно замѣчательное дарованіе д’Еона по части фехтовальнаго искусства и послужило поводомъ къ посылкѣ его въ Россію для тѣхъ, кто замышлялъ вести тамъ черезъ него политическую интригу, но подобное намѣреніе должно было остаться безъ всякихъ послѣдствій, какъ только сдѣлалось извѣстнымъ настоящее положеніе дѣлъ. Бытъ можетъ это и случилось на самомъ дѣлѣ, продолжаетъ г. Бергольцъ — судя по одной депешѣ писанной Дугласомъ въ 1 756 году, гдѣ нѣкоторые намеки могутъ быть истолкованы въ пользу подобнаго предположенія. Въ этой депешѣ послѣ похвалъ д’Еону и упоминанія о томъ пріемѣ, какой былъ оказанъ ему графомъ Воронцовымъ — пріемѣ, котораго едва ли могъ удостоиться учитель фехтованія, — говорится, что по многимъ соображеніямъ положено было измѣнить первоначальное назначеніе д’Еона «вслѣдствіе особыхъ причинъ, извѣстныхъ императрицѣ».