Замечания на книгу Мельникова "Блуждающее богословие" - [20]

Учение „лучшего сотрудника" Миссионерского Обозрения иер. Михаила (ныне епископа старообрядческого) в выписках Мельникова, действительно, близко к латинскому взгляду на это таинство; но, во-первых, Мельников, по обычаю, вероятно, выписал не сполна, что говорит Михаил о таинстве, а только то, что ему нужно было, а во-вторых, если бы и действительно Михаил Семенов держался такого воззрения, то это его воззрение надобно бы усвоить скорее старообрядческой церкви, в которой он принят, при таком его учении, во епископы, чем православной, которая устами упоминаемого самим Мельниковым архиеп. Иннокентия в его „Обличительном богословии" именует такое учение как у Михаила, „латинским заблуждением" (стр. 238).

Наконец, разноречие в отношении совершителей таинства ― уже совершенно недобросовестная выдумка Мельникова. Если „Православное Исповедание" выразилось, что „тайна сия совершаема бывает от иереев и не от иного коего", ужели позволительно выводить отсюда, как делает это Мельников, что после этой фразы „епископы не могут совершать таинства елеосвящения"... Достаточно заметить, что раньше в ответе 117 та же книга говорит: „елеосвящение уставися от Христа, понеже егда посылаша ученики своя по два, мазаху елеем многи немощные и врачеваху", Разве апостолы все были священниками, а они самим Христом уполномочены были совершать елеопомазание, как же Православное Исповедание, вопреки себе, может лишить этого полномочия их преемников ― епископов. Ясное дело, что, усвояя священникам совершение таинства, Православное Исповедание предостерегает лишь мірян от совершения его своими неосвященными руками, а не епископов. И в древности, современной происхождению Православного Исповедания, как мы видели в X гл., это таинство совершали у нас не только епископы, но и патриархи. ― Сам же Мельников рассказал об этом, хотя и исказил Павла Алепского. Точно так же и из слов еп. Сильвестра, что „это таинство совершалось никем иным, как священнослужителями церковными, т.е. епископами и пресвитерами" ― весьма странно выводить мысль, будто он усвояет право совершать это таинство преимущественно епископам, а не священникам.

XVI.

После установленной нами неосновательности, а подчас и лживости почти всех обвинений Мельникова на православную Церковь и ее богословов, полагаем, очевидно для всякого непредубежденного читателя, что гордое заявление этого начетчика, сделанное им в предисловии к книге будто он, „установит новый взгляд на причины отделения старообрядцев от Церкви, а старый ходячий взгляд на раскол, как на обрядоверие, разрушит до основания", в отношении к первой его части совершенно не оправдано им. Что „между старообрядчеством и господствующим исповеданием ― глубочайшее разногласие в основных догматах церковных" ― автор нисколько не доказал, ― ереси ни одной он за Церковью не нашел и не обосновал, а между тем от традиционных причин обособления раскола (обрядов) торжественно и категорически отказался, и остался наш бедный обличитель вместе со своими последователями на положении старухи из сказки Пушкина у разбитого им же самим старого своего корыта.

Как же, поэтому, странно звучит в последней главе „Блуждающего богословия" приглашение из уст сидящего у разбитого им же обрядоверия идти к этому сосуду удовлетворять жажду душевного спасения". Не лучше ли, наоборот, идти к источнику воды живой, в лоно Церкви православной, в которой, как это доказывает довольно убедительно и само „Блуждающее богословие", „есть живая богословская мысль и притом такая, которая возможна лишь при наличности твердой веры и живой религиозности". Русская Церковь водится духом жизни, а не опочила, подобно расколу, в самодовольной косности, ее деятели стремятся исполнять, по мере своих сил и разумения, завет Христов о том, что должно бесконечно познавать и уяснять истину. Эта Церковь, несмотря на все кажущееся блуждение богословских ее изысканий, в чистоте хранит все догматы вселенского Православия, а также Христопреданное другопреемственное священство с полнотою Христовых Таин.

Что же касается опасения противоречий в учении наших богословов, то, конечно, они должны взять и возьмут урок из обличения их г-м Мельниковым: дабы быть более осторожными и строгими в своих выражениях о предметах и понятиях, касающихся до веры и Церкви, особенно когда эти выражения предают печати или произносят в публичных собраниях, но, с другой стороны, нельзя не согласиться со словами апостола Павла, что: „надлежит быть и разномыслиям между нами, дабы открылись между нами искусные" (1 Корф. XI―19) „in necessariis - unitas, in dubiis varietas, ― in omnibus ― caritas. Единство ― в необходимом и важнейшем, различие взглядов ― в спорном, любовь во всем", как говорит Викентий Лиринский.

Η. А. Виноградский.

20 апреля 1912 г. г. Москва, духовная семинария.