Замечания на книгу Мельникова "Блуждающее богословие" - [18]

Наконец, в своем прокурорском (над православием) раже, в главе о покаянии Мельников доходит до обвинения православной Церкви в продаже индульгенций: „Синод Духовным Регламентом постановил, говорит Мельников, совершенно отменить епитимию при исповеди и оной к тому не употреблять" и дал право священникам разрешать привлеченных к исповеди лиц от всех грехов, какие бы они не были, не обращая внимания ни на степень их раскаяния", ни на объявленные и содеянные ими грехи. Разве это безоглядочное разрешение ― не индульгенция. Ведь индульгенция, собственно не грамота, а разрешение без наложения епитимий и за деньги". (так ли?) Индульгенции, установленные Синодом в русской господствующей Церкви, более ужасны, более безнравственны, чем папские индульгенции", „А такие индульгенции, какие введены в римско-католической церкви, давным давно приняты и в греческой церкви и не раз раздавались греческими патриархами и в России, с разрешения, конечно, русских властей духовных и гражданских"... Причем перечисляются примеры Афанасия Пателария, Макария Антиохийского, Паисия Иерусалимского, продававших будто бы латинские индульгенции в 17 веке в южной России"... „В настоящее время все восточные патриархи выдают разрешительные от грехов грамоты без всякой исповеди и кому попало, ― давай только деньги. У гроба Господня в Иерусалиме греческое духовенство совершает особые разрешительные литургии за плату в 25 рублей с каждой литургии. Эта литургия избавляет, по учению греческой иерархии, от всех грехов и преступлений"... „Там же совершаются сорокоустые разрешительные панихиды с чтением отпустительной молитвы, разрешающей души усопших от всяких клятв"... Что сказать об этом обвинении? Ясное дело, что по отношению к Синоду русской Церкви оно является намеренной передержкой, проистекающей от желания во что бы то ни стало отыскать еретичество там, где его нет, хотя бы это обвинение шло вразрез с понятием об индульгенции, а может быть и с искажением смысла слов Регламента. Впрочем, об индульгенциях часто не имеют правильного понятия и люди, более осведомленные в тонкостях католического учения, чем Мельников. Что же касается примеров раздачи разрешительных грамот у нас на Руси приезжавшими сюда в XVII в. восточными патриархами, то эти факты недостаточно разъяснены в истории, а из свидетельства тех источников, которые цитирует Мельников, видно, что „разрешительные грамоты" этих патриархов были нечто другое, чем католические индульгенции; так, патр. Афанасий, будучи в Москве, испросил у царя Алексея Михайловича разрешение на напечатание 500 разрешительных грамот, или, как называет их Мельников, индульгенций, но в своей челобитной об этом писал так: „Да вели, Государь, мне, богомольцу твоему, напечатать на своем дворе 500 разрешительных грамот, потому что, как я ехал к тебе в Москву чрез войско запорожских казаков, в то, Государь, время приходили ко мне на исповедь многие черкесы и, по обычаю своему, просили у меня разрешительных грамот, и мне некого было послать в Киев для напечатания их. Α как я, богомолец твой, поеду из Москвы назад, те запорожские казаки опять начнут у меня разрешительных грамот просить, а иные вновь на исповедь приходить будут"... (214 стр.). По этому свидетельству выходит, что эти грамоты выдавались как будто при условии исповеди, тогда как индульгенции как известно, выдаются без исповеди. С другой стороны, у Павла Алепского есть упоминание о раздаче им при отъезде из Москвы от имени патр. Макария „разрешительных грамот" в Москве царю Алексею Михайловичу с семейством и сановником". (Путешествие Макария вып. IV-й, стр. 158) и о раздаче Макарием таковых же грамот проездом в Киеве, причем эти грамоты получали там даже „маленькие мальчики", а женщины брали „для отсутствующих мужей" (стр. 186). Очевидно, эти грамоты были нечто другое, чем индульгенции, ибо не стал бы просить древнеблагочестивый православный Алексей Михайлович для себя и семьи латинской индульгенции, а для детей они не нужны.

И во всяком случае можно еще, на основании приведенных случаев говорить о злоупотреблениях в жизни церковной и особенно греческой, но правильное учение о таинстве покаяния, как сознается сам Мельников, все же „можно знать из богословских книг церкви" (стр. 217).

XIV.

„Во взаимных пререканиях и спорах о таинстве брака, продолжает свою линию Мельников, богословы и архипастыри господствующей Церкви совсем потеряли способность различать дух Христов от духа антихристова и упорно обличают друг друга в противлении Христу и поклонению Его противнику". Откуда же это следует? Α вот: во-1-х, одни из них (прот. Александров, архиеп. Антоний, еп. Иоанн Смоленский) отрицают смешанные браки христиан с иноверцами, а другие (сам же Синод в Духовном Регламенте и закон 1905 г.) допускают. Во-2-х, они не согласны в решении вопроса, что выше ― брак или девство; в 3-х, что такое брак, ― и в определении этого они не согласны, да и Синод сам „путается в определении брака: в 1729 г. он определил язычников-калмыков, когда их 176 человек обратилось в православие у Царицына, не перевенчивать, а старообрядческие браки в 1808 году велено перевенчивать", и, в-4-х, в отношении разрешения брака в степенях родства нет в церкви единства: брак родных братьев на родных сестрах вообще запрещается, а во внимание к особым условиям жизни литовского края архиепископу Литовскому разрешено повенчание браков с родною сестрою невестки, т.е. родные братья могут получить разрешение на повенчание с родными сестрами и с родною сестрою зятя, т.е. брат и сестра с одной стороны могут вступить в брак с сестрою и братом с другой стороны"... (стр. 232). „Одним словом, за (?) какой бы вопрос о браке мы ни дотронулись (какова грамматика), в каждом мы видим разномыслие и разноверие богословов господствующей Церкви и ее иерархии. Вот уж воистину ― „что мужик, то вера, что баба, то устав", острит Мельников.