Залпы с берега - [8]

К бою!

В то же утро, оказывается, немецкие корабли появлялись в наших территориальных водах в Финском и Выборгском заливах. Днем над Бьёркским архипелагом пролетал самолет-разведчик. Но все это происходило за пределами видимости наших батарей. Финляндия, граница которой проходила совсем рядом, официально еще не была воюющей стороной. Так что война гремела где-то поблизости, но непосредственно нас пока не касалась.

Однако городок наш сразу же стал приобретать суровые фронтовые черты. Оконные стекла перекрестили полоски бумаги, будто бы способные уберечь их от взрывной волны. Готовились шторы для затемнения. С фуражек и бескозырок были сняты белые летние чехлы, чтобы избежать демаскировки с воздуха.

На следующий день к нам стало прибывать пополнение — призванные из запаса бойцы и командиры. Батарею требовалось доукомплектовать по штатам военного времени. Кроме того, часть людей у нас забрали на формирование новой шестидюймовой батареи — той, что была оставлена финскими артиллеристами. На ней срочно начались восстановительные работы. Командиром ее назначили моего заместителя. А на его место прибыл полный, улыбчивый лейтенант в длинном, мешковатом кителе. Это был Сергей Сергеевич Клементьев, еще позавчера мирный ленинградский житель.

Побеседовав с ним, я убедился, что правила стрельбы он не позабыл и управление огнем, хотя бы в простых условиях, ему по силам. Что ж, это облегчало жизнь: по крайней мере было с кем разделить дежурство на КП.

— По каждому немецкому кораблю, который появится в нашем секторе, надо немедленно открывать огонь, — наставлял я его. — Особенно следите за подводными лодками. Силуэты кораблей противника помните?

Клементьев замялся.

— Ничего, сигнальщики у нас опытные, — ободрил я его. — Сейчас устраивайтесь на жительство, знакомьтесь с людьми, а завтра начнете дежурство на командном пункте.

Назавтра утром Клементьев занял место в «скворешне». Я пошел на огневую позицию проверить, как несется дежурство у орудий. Вдруг раздались частые удары колокола. Дежурные номера расчетов принялись изготавливать пушки к открытию огня. Я бросился к вышке командного пункта. А телефонисты тем временем передавали команды:

— Снаряд фугасный, заряд боевой!.. Орудия зарядить... Поставить на залп!

Когда я ввалился в «скворешню», воздух расколол грохот залпа. Лицо Сергея Сергеевича горело боевым задором. Оттиснув его от стереотрубы, я припал к окулярам. И тут же скомандовал: «Дробь!», что на языке морских артиллеристов означает: «Прекратить огонь».

Оказалось, несколько минут назад сигнальщик доложил на КП: «Пеленг двести, дистанция пятьдесят шесть кабельтовых, перископ подводной лодки!» Клементьев, надо отдать ему должное, не растерялся. Сразу объявив тревогу и увидев в трубу плавающий предмет, который при известной силе воображения мог сойти за перископ, он быстро рассчитал исходные данные и открыл огонь. Но достаточно было бросить на «перископ» профессиональный взгляд, чтобы увидеть в нем сорванную с якоря вешку. При глубинах в том районе возможность идти под перископом для подводной лодки начисто исключалась.

Телефонист доложил:

— На боевых постах волнуются: почему задробили стрельбу?

— Передайте командирам орудий, что огонь был открыт ошибочно. Никакой подводной лодки в море нет.

Я представлял себе, какое это было разочарование для артиллеристов. А Клементьев, немного оправившись от смущения, глянул на меня с виноватой улыбкой:

— Да, елки с палкой, не дали возможности отличиться.

Но тут раздался звонок с командного пункта дивизиона. В трубке звучал сердитый голос Крючкова:

— Что у вас еще за стрельба?

— По ошибке дали один батарейный залп. Приняли плавающий предмет за подводную лодку, — коротко объяснил я.

— Не годятся такие ошибки в военное время. Этак и до паники недалеко. Разберитесь.

— Есть!

Да, надо разобраться. Винить сигнальщика в избытке бдительности было нельзя. В таких случаях лучше принять вешку за перископ, чем наоборот. С Клементьева, не сумевшего правильно оценить обстановку, и вовсе спрос был невелик — ведь шел лишь второй день его службы на батарее. За этот срок я, понятно, не мог научить его всему тому, что знал сам.

Кроме того, во всем происшедшем была и положительная сторона. Люди действовали с огромным подъемом, показав свою полную готовность бить ненавистного врага. Номерные в расчетах подготовили десятки очередных выстрелов. Окажись враг настоящим, уж они бы не подвели!

Наказывать я никого не стал. Подавив раздражение, спокойно разъяснил Клементьеву и вахтенному сигнальщику, в чем их ошибки и как их избегать, и заключил, что в общем-то они молодцы.

Весть об этом маленьком конфузе быстро разнеслась по дивизиону. Поначалу над нами подтрунивали: «Ну, друзья, поделитесь своим боевым опытом, как это вы топите немецкие лодки». Но потом подтрунивать перестали: наша оплошность была вскоре повторена несколькими другими батареями. От этого никуда не уйдешь опыт боевой учебы еще не был опытом войны.

А у меня тогда, наверное, впервые родилась смутная еще мысль: насколько же сложнее воевать, чем мы это себе представляли, решая учебные задачи, ведя огонь по буксируемым щитам. И сколько непредвиденных трудностей ожидает нас впереди! С этими мыслями перекликались первые сводки с фронтов. Наше наступление, которого все мы ждали со дня на день, почему-то задерживалось.