Залпы с берега - [6]
Телефонист громко повторяет принятие доклады:
— Третье орудие к бою готово!.. Первое готово!.. Второе готово!..
Развернув стереотрубу, вижу приближенный двенадцатикратным увеличением белый парусиновый прямоугольник большого корабельного щита. Его тянет на длинном буксире низкобортный тральщик. Командую:
— По крейсеру!..
Дальномерщик выкрикивает дистанцию. Помощник управляющего называет выбранные из таблицы цифры. Решаю задачу на устный счет: складываю в уме и вычитаю. Итог готов:
— Прицел сто двадцать, целик пятнадцать! Снаряд практический, заряд уменьшенный!
Как эхо раздается голос телефониста:
— Прицел сто двадцать, целик пятнадцать!..
Оторвавшись от стереотрубы, бросаю взгляд вниз, туда, где метрах в шестидесяти стоят орудия, хотя и знаю, что за зелеными шапками деревьев их не видно — просматривается лишь часть третьего дворика.
— Орудия зарядить! Поставить на залп... Залп!
Из-под зелени высвечиваются пронзительно-желтые языки пламени. Грохот и тугой толчок воздуха достигают амбразуры. В стереотрубу видно, как над водой поднимаются и секунд пять неподвижно стоят три белых султана — всплески. Черт возьми, все три всплеска левее задней кромки щита! Ничего, сейчас введем корректуру:
— Вправо пять! Залп!
На этот раз всплески вырастают на фоне щита. Порядок!
— Уступ больше два!
Один за другим, с интервалом в двенадцать секунд, гремят три залпа. Щит захвачен в вилку. Залп. Ура! Накрытие! Теперь можно лупить по щиту, не меняя прицела. В такие минуты забываешь, что «крейсер», по которому ведется стрельба, ползет с черепашьей скоростью, раза в четыре уступающей скорости настоящих крейсеров. И что на площадке рядом со «скворешней» стоят строгие экзаменаторы — Румянцев, Величко, Крючков. Не передать словами азарт боя пусть учебного, но все-таки боя! И каким обидно-преждевременным кажется доклад помощника:
— Боезапас израсходован.
Да, десять залпов, отведенных на стрельбу, выпущены по цели. И, кажется, небезуспешно. Несладко пришлось бы противнику, попытавшемуся прорваться к Выборгу, если б заговорили все наши батареи, перекрывающие своими секторами огня дальние и ближние подступы к порту! Это мне представилось в тот момент особенно отчетливо.
Спускаясь с вышки, я чувствовал себя, как спортсмен, закончивший труднейший поединок и выложившийся до конца. Его, даже если он не добился победы, не за что упрекнуть. Он сделал все что мог, и сознание этого приносит ему чувство удовлетворенности.
А тут, как оказалось, победа была достигнута полная. Когда пришло сообщение от третьей группы записи — моряков, наблюдавших стрельбу с буксира и точно фиксировавших падение каждого залпа, я доложил полковнику:
— Товарищ комендант, двести двадцать восьмая батарея стрельбу выполнила. Пропусков и осечек нет. По данным третьей группы, достигнуто четыре прямых попадания.
Владимир Тимофеевич Румянцев произвел предварительный разбор стрельбы с командным составом батареи. Оценка обещала быть самой высокой. Потом он приказал мне построить всех наших артиллеристов.
— Товарищи краснофлотцы и сержанты, — обратился к ним комендант, — мне было приятно узнать, что ваша батарея — крепкий боевой коллектив с высоким политико-моральным состоянием, что за последние три месяца у вас не было нарушений воинской дисциплины. В том, что это действительно так, меня убедила ваша дружная, согласованная работа во время стрельбы. За успешную стрельбу объявляю всему личному составу батареи благодарность!
— Служим Советскому Союзу! — прокатилось над городком.
И удачная стрельба, и благодарность коменданта сектора подняли у всех настроение. Со смехом, с шутками банили краснофлотцы пушки, очищая каналы стволов от порохового нагара. Мне же пришлось заняться составлением отчета о стрельбе — делом весьма трудоемким. Вдобавок на меня возложили обязанности начальника штаба дивизиона, уехавшего в отпуск.
Этим обстоятельством я был обязан тому, что 19 июня одним из первых прочел поступившую в штаб телеграмму, где говорилось о переводе сектора на оперативную готовность номер два, в связи с чем дивизиону предлагалось назначать на каждые сутки дежурную батарею, готовую к немедленному открытию огня. К этой телеграмме я отнесся вполне спокойно. «Видимо, начальство замышляет крупное учение», — мелькнула мысль. Составить график дежурства батарей было делом недолгим, и я отнес его комдиву на подпись. Тот подписал, что-то поворчав себе под нос насчет чрезмерного увлечения учениями.
Все это нисколько не отразилось на наших планах, связанных с предстоящим воскресеньем. В субботу Герасимов отправился в Саремпю, чтобы договориться с начальником стоявшей там погранзаставы о совместных спортивных соревнованиях. Многие командиры и сержанты готовились кто на рыбалку, а кто на охоту. Мы с Верой устроили дома «большую приборку» — к нам на днях должна была приехать из Севастополя ее мать.
Стук в окно в первом часу ночи явился для меня полной неожиданностью. Отперев дверь и выслушав доклад рассыльного, что в штаб поступила срочная телеграмма, я без большой охоты надел китель и фуражку.
— Что там стряслось? — спросила сонным голосом Вера.
Это издание подводит итог многолетних разысканий о Марке Шагале с целью собрать весь известный материал (печатный, архивный, иллюстративный), относящийся к российским годам жизни художника и его связям с Россией. Книга не только обобщает большой объем предшествующих исследований и публикаций, но и вводит в научный оборот значительный корпус новых документов, позволяющих прояснить важные факты и обстоятельства шагаловской биографии. Таковы, к примеру, сведения о родословии и семье художника, свод документов о его деятельности на посту комиссара по делам искусств в революционном Витебске, дипломатическая переписка по поводу его визита в Москву и Ленинград в 1973 году, и в особой мере его обширная переписка с русскоязычными корреспондентами.
Настоящие материалы подготовлены в связи с 200-летней годовщиной рождения великого русского поэта М. Ю. Лермонтова, которая празднуется в 2014 году. Условно книгу можно разделить на две части: первая часть содержит описание дуэлей Лермонтова, а вторая – краткие пояснения к впервые издаваемому на русском языке Дуэльному кодексу де Шатовильяра.
Книга рассказывает о жизненном пути И. И. Скворцова-Степанова — одного из видных деятелей партии, друга и соратника В. И. Ленина, члена ЦК партии, ответственного редактора газеты «Известия». И. И. Скворцов-Степанов был блестящим публицистом и видным ученым-марксистом, автором известных исторических, экономических и философских исследований, переводчиком многих произведений К. Маркса и Ф. Энгельса на русский язык (в том числе «Капитала»).
Один из самых преуспевающих предпринимателей Японии — Казуо Инамори делится в книге своими философскими воззрениями, следуя которым он живет и работает уже более трех десятилетий. Эта замечательная книга вселяет веру в бесконечные возможности человека. Она наполнена мудростью, помогающей преодолевать невзгоды и превращать мечты в реальность. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Биография Джоан Роулинг, написанная итальянской исследовательницей ее жизни и творчества Мариной Ленти. Роулинг никогда не соглашалась на выпуск официальной биографии, поэтому и на родине писательницы их опубликовано немного. Вся информация почерпнута автором из заявлений, которые делала в средствах массовой информации в течение последних двадцати трех лет сама Роулинг либо те, кто с ней связан, а также из новостных публикаций про писательницу с тех пор, как она стала мировой знаменитостью. В книге есть одна выразительная особенность.
Имя банкирского дома Ротшильдов сегодня известно каждому. О Ротшильдах слагались легенды и ходили самые невероятные слухи, их изображали на карикатурах в виде пауков, опутавших земной шар. Люди, объединенные этой фамилией, до сих пор олицетворяют жизненный успех. В чем же секрет этого успеха? О становлении банкирского дома Ротшильдов и их продвижении к власти и могуществу рассказывает израильский историк, журналист Атекс Фрид, автор многочисленных научно-популярных статей.