Залпы с берега - [29]

Далее майор перечислил состав сил форта. Здесь имелось семь батарей числом в 28 орудий: восемь 305-миллиметровых и по четыре 152, 130, 120, 76 и 45-миллиметровых. Один их общий залп весил более четырех тонн. Кроме зенитного дивизиона на форту еще были пулеметная рота, обеспечивающие подразделения и находившийся в оперативном подчинении прожекторный батальон.

Главные задачи этого мощного артиллерийского кулака сводились к следующему. Во-первых, подавление батарей — тех, которые с 4 сентября начали обстреливать Ленинград, и тех, что открывали огонь по нашим кораблям, появлявшимся в Финском заливе. Во-вторых, удары по наземным целям в интересах сухопутной обороны. И, в-третьих, противодесантная оборона (если возникнет угроза морских десантов). О задаче, когда-то считавшейся первостепенной поражении крупных неприятельских кораблей, уже и не шло речи. Такие корабли, судя по сложившемуся ходу войны, немцы не собирались использовать в Восточной Балтике.

— Условия у нас суровые, — сказал в заключение Коптев. — Личный состав форта живет в железобетонных блоках и казематах. А это, знаете ли, не сахар. Часть ваших людей обитает в землянках. Питание скудное. Паек бедный, такой же, как и в Ленинграде. С подсобного хозяйства почти ничего собрать не удалось. Но люди живут дружно, боевой дух высокий, носа никто не вешает и не паникует. Верно, комиссар?

— Совершенно верно, — отозвался Иван Федорович.- Желаю вам дружной работы с комиссаром батареи. Федор Васильевич Кирпичев человек партийный и душевный. А сегодня к девятнадцати прошу на торжественное собрание в честь Октябрьского праздника.

— Я бы просил разрешения весь сегодняшний вечер провести на батарее. Надо в курс дела быстрее входить.

— Правильно, лейтенант, — одобрил Коптев. — Огонь от вас могут потребовать в любую минуту. Знакомьтесь быстрее с батареей. Если будут какие трудности заходите. Поможем, чем сможем. Кстати, переодевайтесь-ка вы быстрее во флотское.

Мы попрощались. В нижнем помещении командного пункта меня ждал посыльный с 211-й батареи. Вновь по длинным коридорам и крутым трапам мы вышли наружу и двинулись к восточной оконечности массива. В нескольких сотнях метров от нее и располагалась среди деревьев наша батарея. Когда мы подходили к ней, уже сгустились ранние ноябрьские сумерки.

В командирской комнате, спрятанной в бетонной глубине каземата, я познакомился со своим заместителем лейтенантом Тощевым и комиссаром батареи старшим политруком Кирпичевым. Командира огневого взвода лейтенанта Олешко, как и моего предшественника — командира батареи, уже не было на месте: ушел на новую должность в группу разведки штаба сектора. Втроем мы скромно поужинали. С питанием здесь было еще хуже, чем в Кронштадте. Я уже начинал испытывать стойкое, томительное чувство голода.

После ужина комиссар с представителями от каждого боевого поста отправился в клуб на торжественное собрание. Мы остались вдвоем с Тощевым. Я порасспросил Алексея Дмитриевича о прежней его службе. Оказалось, он был сверхсрочником. Перед самой войной окончил годичные командирские курсы. Он хорошо знал устройство орудий и принципы подготовки комендоров. Но вот теоретический багаж у него был мал. Это и мешало лейтенанту получить допуск к самостоятельному управлению огнем.

Я попросил Тощева познакомить меня с организацией стрельбы по наземным целям, принятой на батарее. Потом взял описание 130-миллиметровой пушки, чтобы освежить в памяти детали ее устройства. Еще надо было внимательно посмотреть список личного состава — для предварительного знакомства со своими подчиненными.

Спать пришлось лечь поздно. Долго я не мог уснуть. Тягостные мысли теснились в голове. Завтра праздник, который мы привыкли встречать так торжественно и радостно. Разве можно было представить себе год назад, что двадцать четвертую годовщину Октября мне придется провести на окруженном противником плацдарме под Ленинградом? А ведь и под Москвой положение очень тяжелое. Недавно в сводках упомянули о волоколамском и тульском направлениях. Но, говорят, гитлеровцы еще ближе подошли к столице — они у самых ее стен. И на юге плохо. Оставлен Харьков. На днях сообщалось об особенно ожесточенных боях на Крымском участке фронта...

И все-таки не может быть, чтобы мы не выстояли. Держались же мы на Бьёрке. Держится и не собирается капитулировать «Лебяжьенская республика». Такой же отпор фашисты встретят везде, рано или поздно. Народ наш не пожалеет сил, чтобы отстоять Советскую власть, ставшую для него родной.

Тут мне подумалось, что теперь я не испытываю той острой зависти к полевым артиллеристам, которая не давала покоя месяца три назад. Война, хотя и с тылу, сама подошла к морским крепостям. И те в неожиданной для них ситуации показали свою боевую пригодность, мало того, свою необходимость. Совсем неплохо дерутся они с сухопутным противником. Особенно Красная Горка. Все-таки это честь попасть сюда, на сражающийся форт, известный своей боевой и революционной историей.

Я стал вспоминать все, что мне известно о прошлом Красной Горки. Форт строился еще при царизме. В строй вступил в 1915 году. В феврале 1917 года восставший гарнизон поднял над фортом алое знамя. Солдаты и матросы Красной Горки поддерживали тесную связь с Кронштадтским Советом рабочих, матросских и солдатских депутатов.