Заложники - [2]

Шрифт
Интервал

К тому же он любил заплывать далеко, чтобы возвращаться долго-долго, на пределе сил, еле-еле дотягивая, но испытывая от этого особое удовольствие.

Иногда он все-таки подплывал к ней - пошалить: то просто подныривая, то норовя ухватить под водой за ногу или за руку, - но тут уж отпор бывал решительным и бурным. Она всерьез сердилась, резко и непримиримо отталкиваясь, словно боясь утонуть, и сразу же отплывала, даже если он прекращал сам.

В конце концов он махнул рукой: нет и нет, пусть так, и плавал сам по себе, единолично. Тем более что МО с каждым днем становилось все более своим, почти домашним, и заплывая все дальше и дальше, именно здесь он постепенно обретал ту неожиданно приятную независимость от нее, которая не удавалась на берегу. И даже некоторую мстительную удовлетворенность.

Он освобождался.

А еще проблемой стали вечера.

Их вечера.

После ужина народ либо расползался по комнатам, либо шел прогуляться на набережную, либо оседал в барах и кафе, потягивая разные напитки, слушая музыку и танцуя. Одним словом, развлекался.

Голоса в темноте звучали приглушенно и почти таинственно, зазывно реяла музыка, а где-то внизу ровно шумело море, вполне ненавязчиво, так что можно было хотя бы сделать вид, что его как бы и нет.

В эти вечерние вкрадчивые часы его начинало тянуть куда-то - к людям, к музыке, в сумрак, под широкую листву платанов, в терпкость южных ароматов и примешивающихся к ним женских духов. Почему-то казалось, что именно там-то и происходит в эту минуту главная жизнь, и он предлагал ей пойти куда-нибудь посидеть, выпить сухого вина, послушать музыку - хотя бы чуть-чуть слиться с этой чужой, непривычной жизнью, по-курортному праздной и расслабленной.

Он предлагал не однажды и каждый раз, к своему удивлению, наталкивался на непонимание: зачем куда-то идти, зачем слушать эту безвкусную музыку, когда проще спуститься к морю и побродить в темноте по берегу, по остывающему, но еще теплому песку, босиком, под шум прибоя...

Настаивать было бесполезно: к морю так к морю...

К ночному Мо.

Что ни говори, а в этом действительно было нечто. Из темноты, где шевелилось и дышало, веяло прохладой, остро пахли выброшенные на песок водоросли, а в вышине мерцали звезды, пена прибоя тепло окутывала босые ступни... Можно было идти долго-долго по пустынному бесконечному пляжу, лишь иногда угадывая во тьме какого-нибудь одинокого мечтателя или встречая такую же, как и они, аскетическую парочку.

Обычно она шла чуть впереди, полуобернувшись к МО и склоняя голову к плечу, словно к чему-то прислушиваясь, а он послушно шествовал вслед, время от времени начиная раздражаться нелепостью этого хождения. В конце концов все приедается, в том числе и эта шевелящаяся и вздыхающая тьма, эта необъятная черная масса соленой воды, которой даже нельзя напиться.

Несколько раз, воспользовавшись пустынностью и непроглядностью темноты (так казалось), они купались голыми. Это была ее идея, во всяком случае нечто новое в этом утомительном однообразии. Напитавшись за день солнцем, тела фосфоресцировали в воде, МО казалось каким-то особенно теплым, и они плавали, обласканные им, каждый словно в светящемся облаке.

Эти ночные купания, молчаливые, застенчивые, вновь сблизили их. Обратно они шли взявшись за руки - легкие и освеженные, как бы омытые насквозь, и она говорила тихо, но с сильным, ликующим чувством в мягком обволакивающем голосе: как замечательно купаться без всего - будто сливаешься с МО, непередаваемое ощущение, просто потрясающее, они - как Адам и Ева до грехопадения, нет, правда, ведь почти райское блаженство, они, если вдуматься, заново открыли Эдем - и смотрела на него блестящими влажными глазами.

Оно было обычное, теплое и спокойное, густо утыканное подле берега головами купальщиков, спасавшихся в нем от палящего солнца.

Она несколько раз заходила в воду, но как-то неохотно и вяло, окуналась и тут же вылезала.

Он удивлялся: что с ней?

- Я что-то стала зябнуть, - поеживаясь, отвечала она, - то ли вода стала прохладнее, то ли состояние такое. И вообще... Спать все время хочется.

Перестали они ходить к морю и вечером. Пробовали читать, но на свет летели комары, а если затворить окно, то становилось невыносимо душно. Она укладывалась и быстро засыпала, а он еще некоторое время сидел на балконе, прислушиваясь к отдаленному шуму волн и к музыке из бара.

Утром, сладко потягиваясь, она рассказывала, что ей снилось МО - опять МО? - да, опять! Она ныряла с маской, и так отчетливо все было видно камушки, водоросли, ракушки, рыбки разноцветные, как в аквариуме, настоящий подводный мир, даже боязно немного. А в какой-то миг даже почудилось, что она может дышать под водой, и не было желания вынырнуть, чтобы набрать воздуха. Сама была как рыба.

Только и разговоров - о море. Будто ничего другого не существовало и они не умели жить как все люди, отгородились от остального мира. Как в подводном царстве. Ну да, они спали и никак не могли проснуться. И все выходило скучно и монотонно. И любовь их стала походить на рыбью...

Однажды, когда она уснула, он все-таки не выдержал - спустился один в кафе на берегу, у самого моря, между огромными валунами, о которые разбивались волны, так что соленые брызги долетали до сидящих, попадали на лицо, губы.


Еще от автора Евгений Александрович Шкловский
Царица Тамара

Шкловский Евгений Александрович родился в 1954 году. Закончил филфак МГУ. Автор нескольких книг прозы. Постоянный автор “Нового мира”. Живет в Москве.


Аквариум

В новый сборник известного прозаика Евгения Шкловского, автора книг «Заложники» (1996), «Та страна» (2000), «Фата-моргана» (2004) и других, вошли рассказы последних лет, а так же роман «Нелюбимые дети». Сдержанная, чуть ироничная манера повествования автора, его изощренный психологизм погружают читателя в знакомый и вместе с тем загадочный мир повседневного человеческого существования. По словам критика, «мир Шкловского… полон тайного движения, отследить, обозначить едва уловимые метаморфозы, трещинами ползущие по реальности, – одна из основных его целей.


Фата-моргана

Евгений Шкловский – один из наиболее интересных современных рассказчиков, автор книг «Заложники» (1996), «Та страна» (2000) и многих публикаций в периодике. В его произведениях, остросюжетных, с элементами фантастики и гротеска, или неспешно лирических, иногда с метафизическим сквознячком, в искусном сплетении разных голосов и взглядов, текста и подтекста приоткрываются глубинные моменты человеческого существования. Поиски персонажами самих себя, сложная вязь человеческих взаимоотношений, психологические коллизии – все это находит свое неожиданное преломление в самых вроде бы обычных житейских ситуациях.


Порча

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рассказы

Валерий Буланников. Традиция старинного русского рассказа в сегодняшнем ее изводе — рассказ про душевное (и — духовное) смятение, пережитое насельниками современного небольшого монастыря («Скрепка»); и рассказ про сына, навещающего мать в доме для престарелых, доме достаточно специфическом, в котором матери вроде как хорошо, и ей, действительно, там комфортно; а также про то, от чего, на самом деле, умирают старики («ПНИ»).Виталий Сероклинов. Рассказы про грань между «нормой» и патологией в жизни человека и жизни социума — про пожилого астронома, человеческая естественность поведения которого вызывает агрессию общества; про заботу матери о дочке, о попытках ее приучить девочку, а потом и молодую женщину к правильной, гарантирующей успех и счастье жизни; про человека, нашедшего для себя точку жизненной опоры вне этой жизни и т. д.Виталий Щигельский.


Рекомендуем почитать
«С любимыми не расставайтесь»

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Звездный цвет: Повести, рассказы и публицистика

В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.


Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды

Пафос современности, воспроизведение творческого духа эпохи, острая постановка морально-этических проблем — таковы отличительные черты произведений Александра Чаковского — повести «Год жизни» и романа «Дороги, которые мы выбираем».Автор рассказывает о советских людях, мобилизующих все силы для выполнения исторических решений XX и XXI съездов КПСС.Главный герой произведений — молодой инженер-туннельщик Андрей Арефьев — располагает к себе читателя своей твердостью, принципиальностью, критическим, подчас придирчивым отношением к своим поступкам.


Тайна Сорни-най

В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.


Один из рассказов про Кожахметова

«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».


Российские фантасмагории

Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.